Я пожелала удачи человеку, у которого хватает мужества отказаться от исторической роли вольнолюбивого швейцара и спасти от нее свое семейство.
Мейден решил издавать свою газету!
Когда столь продуманное решение принимает человек, от раза до раза успевающий забыть, как включается компьютер, и пишущий слово «Европа» через два «п», то самое время напомнить ему про его возраст и материальную зависимость от мамы.
Но я не стала этого делать.
Давным-давно, когда я затевала собственные глупости, рядом был взрослый человек, который не тыкал меня носом в мой возраст, а указывал пути для реализации и даже знакомил с нужными людьми. Это был главный режиссер Рижского цирка Григорий Семенович Ломакин. И я росла с сознанием, что можно и нужно рисковать, и набила необходимое количество шишек, и не ворчу теперь, сидя у разбитого корыта, что вот, мол, были благие порывы, но проклятые взрослые задавили их в корне. Григорий Семенович отнял у меня, сам того не планируя, замечательную отговорку на случай несложившейся судьбы, за что я ему по сей день благодарна.
Итак, Мейден решил издавать газету под названием «Черный понедельник». Почему не вторник? Сам он с ходу объяснить этого не сумел, а потом я уж и не спрашивала. Все-таки оба слова вполне литературные, он мог придумать и чего похуже…
Первые материалы для этого издания повергли меня в ужас.
Мейден очень своеобразно писал тогда о рижских рок-группах. Четверть материала он посвящал количеству и качеству выпитого группой спиртного, половину — пьяным и похмельным похождениям, а остальное — так и быть, музыке.
Но воспитывать двухметровое дитя я не стала. Я нашла для него других воспитателей. И пересадила его со своей шеи на шею к Валькирии и PQ-17. Они тоже слушают эту невыносимую музыку, они тоже носятся с кассетами и компакт-дисками, но если втык сделаю я — Мейден спишет его за счет старческого брюзжания, а если они — дитя задумается.
И эти трое поладили-таки друг с другом. Вскоре Мейден приволок и четвертого.
Он принес глубоко ностальгический монолог, написанный почти без орфографических ошибок. Автор тосковал по временам, когда комсомол организовывал досуг молодежи, а шустрые тимуровцы творили добрые дела. Подписано было — Конь Екабштадский. Я вчиталась — вроде не стеб…
— Мейден! — грозно сказала я восемнадцатилетнему редактору. — Разве для того, чтобы взять палатку, выехать на два дня в лес и поиграть там в мячик, непременно необходим комитет комсомола? А если Конь тоскует по временам тимуровцев, так пусть присмотрит по соседству одинокую бабку и раз в неделю приходит к ней помыть полы. Кстати, лично я ни одного тимуровца в глаза не видывала.
