Том 8. Помпадуры и помпадурши. История одного города | страница 107
Впрочем, во всем этом была и утешительная для его самолюбия сторона, та именно, что ни помпадуру, ни закону никаких преимуществ друг перед другом не отдавалось. Эту сторону он понял сразу и ухватился за нее с жадностью. Конечно, исследование раскрыло ему не одно это, а гораздо больше: оно доказало, что он не что иное, как микроскопический агент великой силы, называемой «планидою», и что, затем, самая полезность его существования вовсе не так несомненна, как это казалось ему самому. Но он поспешил скомкать этот главный результат и проглотить заключавшуюся в нем обиду, сделав вид, что не замечает ее. Зато тем с бо̀льшим жаром он привязался к другому, частному результату, гласившему об упразднении привилегий и преимуществ, приписываемых закону. Он даже шел дальше этого результата; он провидел перспективы и надеялся оттягать частичку в свою пользу.
— Да-с; мы еще потягаемся! — бормотал он в забвении чувств, — посмотрим еще, кто кого!
Но первоначальный толчок, возбудивший потребность исследования, был так силен, что собственными средствами отделаться от него было невозможно. Так как вопрос пришел извне (от правителя канцелярии), то надобно было, чтобы и найденное теперь решение вопроса было проверено в горниле чьего-нибудь постороннего убеждения.
С этою целью он отправился вечером в клуб, это надежнейшее и вернейшее горнило, в котором проверяются и крепнут всевозможные помпадурские убеждения. Обычная картина высшего провинциального увеселительного учреждения представилась глазам его. Кухонный чад, смешанный с табачным дымом, облаками ходил по комнатам; помещики сидели за карточными столами; в столовой предводитель одолевал ростбиф; издали доносилось щелканье биллиардных шаров; стряпчий стоял у буфета и, как он выражался, принимал внутрь.
— А я, брат, пятнадцатую! — зазевал он, увидев приближающегося помпадура, — примем, что ли?
Но помпадур был серьезен и не хотел, чтобы, по милости водки, плоды его давнишних изнурений пропали даром.
— Ты вот пятнадцатую пропускаешь, — сказал он, — а я между тем успокоиться не могу!
— Что такое?
— Да все по поводу того разговора… за обедом; помнишь?
— Брось!
— Куда тут бросишь! закон, братец!
— Ну, и пущай его! закон в шкафу стоит, а ты напирай!
— Но ведь ты же сам говорил: до поры до времени?
— А это именно и значит: напирай плотней!
— Чудак! а под суд?
— Вот потому-то и напирай!
Стряпчий выпил шестнадцатую, поморщился и прибавил:
— А закон пущай в шкафу стоит!