Пропоено миру 210 р. Старосте 10 р Писарю 100 р. В правлении 30 р. Окружному 500 р. Помощнику окружного да приказным 50 р. Управляющему 1000 р. Палатским приказным 300 р. По мелочам на угощенья да на извозчиков
приказным, секретаря в баню возил, соборному
попу на ряску (отец — секретарю), секретарше шаль 250 р. В думе за приписку да по рукам, пошлины да гербовая бумага 500 р. Прокурору да стряпчему за «читал» 60 р. Всего 3060 р.[31]
И без комментариев ясно, что пародии и гиперболы «Идиллии», полные сатирического яда и сарказма, не только «не искажали» действительности, но гениально-правдиво улавливали, как говорил Салтыков-Щедрин, ее скрытые «готовности», ее подлинные закономерности, верно запечатлевали и настоящую физиономию политической реакции.
Салтыков-Щедрин закончил роман аллегорической картиной Стыда. Появление этого образа подготовлено историей блужданий героев, желавших стать благонамеренными. Окунувшись с головой в омут реакции, Глумов и Рассказчик не смогли до конца превратиться в «негодяев» и духовно омертветь. В героях взбунтовалось, хотя и «посрамленное», но не окончательно растоптанное человеческое начало.
Сатирик особо упомянул, что Глумов и Рассказчик почувствовали не ту нравственную тоску, «бессознательно-пьяную прострацию сил», которая приводит человека к петле, к проруби, к дулу пистолета (нечто сходное было у Иудушки), а тоску вполне сознательную, трезвую, которая и разрешения требовала сознательного, а не случайного.
Гуманистическая идея «Современной идиллии» и заключалась прежде всего в том, что подчеркивала значение нравственной ответственности «средних людей» за их жизнь, за их общественное поведение, за судьбы родины, за судьбы народа. Сатирик писал П. В. Анненкову 25 ноября 1876 года: «Тяжело жить современному русскому человеку и даже несколько стыдно. Впрочем, стыдно еще не многим, а большинство даже людей так называемой культуры просто без стыда живет. Пробуждение стыда есть самая в настоящее время благодарная тема для литературной разработки, и я стараюсь, по возможности, трогать ее».
Из этих слов сатирика явствует, что «пробуждение стыда» — проблема не узкоморальная. Как справедливо заметил Д. Заславский[32], салтыковская трактовка проблемы стыда включала в себя в какой-то мере и тот аспект, который открывается в словах К.Маркса: «Стыд — это своего рода гнев, только обращенный во внутрь. И если бы целая нация действительно испытала чувство стыда, она была бы подобна льву, который весь сжимается, готовясь к прыжку»
