О людях, которых я рисовал | страница 3
Ценою тяжелой борьбы старый рыбак поймал рыбу.
Шинель отобрали грабители.
Рыбу обглодали акулы.
Юрий Карлович часто говорил о глубоком гуманизме искусства. Он любил повторять, что «талант — это, кроме всего, великая дружественность одного ко всем».
Однажды, наблюдая маленькую, хрупкую официантку, которая несла на одной руке большой поднос, уставленный супами, бутылками, бокалами, он восхищенно сказал:
— Какой труд надо потратить, чтобы научиться нести это сооружение, и, заметьте, так грациозно.
Он испытывал чувство особенной, восторженной почтительности к людям, умевшим делать то, чего он не умел.
— А так как я почти ничего не умею, — сказал он, — я с уважением отношусь ко всему человечеству.
Когда в космос полетел первый спутник, в газетах началась дискуссия о физиках и лириках.
— Как это можно противопоставлять! — возмущался Олеша. — Если бы Циолковский не был наделен поэтическим воображением, разве он придумал бы ракету?
Юрий Карлович любил синий цвет есенинской поэзии.
— Послушайте только, — говорил он. — «Вечером синим…», «Синие ночи…», «Свет такой синий…»
Я слушал и вдруг увидел в тени, под нависшими бровями Олеши синие, как стихи, глаза. Я сказал ему об этом. Он очень обрадовался.
— Представьте, — сказал он, — это не сразу замечают.
Шарж на него был опубликован в газете «Литература и жизнь».
Когда ему показали газету, он сказал:
— Не может быть, это они ошиблись. Человек, на которого публикуют шарж, должен быть очень популярным.
Последний раз я виделся с Юрием Карловичем в конце апреля 1960 года в Доме литераторов.
Он говорил о том, что каждому из нас не хватает простой, человеческой дружбы.
Теперь, когда я думаю о жизни и смерти Юрия Карловича Олеши, мне вспоминаются похороны нашего общего друга — театрального режиссера Исаака Давидовича Меламеда. Я не случайно упоминаю это имя. Пусть, хоть вскользь упомянутое, оно сохранится для людей. Над гробом говорили много хорошего об ушедшем, о его таланте, о его доброй душе. Юрий Карлович грустно произнес:
— Если бы мы ему сказали все это при жизни, он был бы среди нас еще много лет…
Сигареты «Тройка».
В 1935 году в Ленинграде гастролировал Московский Художественный театр. По заданию журнала «Рабочий и театр» я должен был рисовать Качалова.
Я позвонил Василию Ивановичу по телефону.
Он спросил, когда мне удобнее его принять и как ехать ко мне в мастерскую.
Признаться, этот вопрос меня озадачил. В то время все мое имущество умещалось в двух ящиках письменного стола, а ночлег на редакционном диване газеты «Ленинские искры» казался высшим комфортом.
