Переживают не человеческий организм, вполне сформированный в пространстве и не изменяющий свою форму, но переживают то, что внутри человека живет и ткет. И переживают это в образах. Постепенно пробиваются к созерцанию реальной душевной жизни. Здесь с другой стороны познается то, что находится внутри сознания — имагинативное представление, жизнь в имагинациях. А без продвижения в эту жизнь имагинаций современная психология не добьется успехов. Исключительно благодаря продвижению к имагинациям психология, преодолев неприкрытый педантизм, снова сможет возродиться и действительно заглянуть в человека.
И как теперь наступило время, когда вследствие общих условий культуры человек вытесняет себя из своего физического тела и устремляется к инспирации, как мы видели это на примере Ницше, точно так же наступило время, когда человек, если он хочет сам себя познавать, должен почувствовать себя ведомым к имагинаций. Человек должен глубже погрузиться в себя, чем это было нужно в ходе прежних культур. Он должен прийти к подлинному самосозерцанию, чтобы развитие не привело к варварству. И сделать это он может только на пути познания через имагинацию. Именно так человек устремляется в свой внутренний мир и хочет проникнуть внутрь себя глубже, чем это имело место в ходе прежних культур. И на это снова указывают нам патологические картины заболеваний, возникающих уже в юном возрасте в той особенной современной форме, которая описывается теми, кто вообще может изучать подобное с точки зрения психиатрии или медицины. Эта форма заболеваний все чаще выступает в наше время, прежде всего в явлениях агорафобии, астрафобии и клаустрофобии. И хотя обычно они рассматриваются только в аспекте психиатрии, для более тонкого наблюдателя открывается еще нечто совершенно другое. Такой наблюдатель видит, что в ходе развития человечества агорафобия, астрафобия и т. д. всплывают уже в чисто душевном, как он увидел болезненное всплытие инспирации у Фридриха Ницше. Он видит, как проявляющееся в агорафобии, в боязни пространства, всплывает прежде всего в душевных состояниях, внешне выглядящих часто еще как нормальные. Когда люди, ощущая что-либо внутри, не знают точно, как с этим справиться, когда это ощущение внутреннего заходит так далеко, что захватывает, например, органы пищеварения, и вследствие этого их функция нарушается, он видит проявления того, что всплывает при астрафобии. Такой наблюдатель учится познавать то, что можно было бы назвать страхом одиночества, клаустрофобией, когда человек не может находиться наедине с собой, когда он болезненно стремится всегда и повсюду быть в окружении общества и т. п. Эти вещи выходят на поверхность. Эти вещи показывают, как в настоящее время человечество стремится к имагинации, и как только через имагинацию может быть преодолен недуг, который иначе мог бы стать недугом культуры. Боязнь пространства — это ведь болезнь, проявляющаяся у иных людей ужасающе. Эти люди подрастают. С определенного момента их жизни у них обнаруживаются странные состояния. Когда они, выходя за дверь дома, оказываются в каком-либо малолюдном месте, их охватывает непостижимый для них страх. Они чего-то бояться, и, находясь в пустынном месте, не смеют ступить ни шагу дальше, а может случиться — у них подкашиваются ноги, и даже бывает, что все кончается обмороком. Стоит в этот момент появиться всего лишь ребенку и больному взять его за руку или, протянув свою руку, подержать ее на теле ребенка, как агорафобия отступает — больной чувствует, как к нему снова возвращаются силы. Один случай, описанный в медицинской литературе,
