Это есть действительное представление истории искушения. Был итак оставлен некий остаток при искушении. Не окончательно были решены вопросы; вполне вопросы Люцифера, но не вопросы Аримана. Чтобы таковые решить, было еще нечто другое необходимо.
Как Христос Иисус покинул уединение, здесь чувствовал он себя выступившим над всем тем, что он пережил и выучил со своего двенадцатого года; он чувствовал Христос-Дух связанным с тем, что в нем жило до его двенадцатого года. Он чувствовал себя собственно со всем тем, что стало древним и иссохнувшим в становлении человечества, более не связанным. Сам язык, которым говорили в его окружении, стал ему безразличным и сначала молчал он также. Он странствовал вокруг Назарета и еще дальше вне, все дальше и дальше. Он посещал многие те места, которые он уже как Иисус из Назарета касался и здесь показывало себя нечто наивысочайше своеобразное. Я прошу вполне обратить внимание, я рассказываю истории Пятого Евангелия и это ни к чему бы ни годилось, если кто-нибудь одновременно желал бы выискивать противоречия между этим и другими четырьмя Евангелиями. Я рассказываю так, как стоят вещи в Пятом Евангелии.
В верной молчаливости, как ничего не имея общего с окружением, странстововал сначала Христос Иисус от крова к крову, везде работая у людей и с людьми. И глубокое впечатление оставляло на него то, что он переживал с высказыванием Аримана о хлебе. Везде находил он людей, у которых он уже раньше работал. Люди распознавали его опять и он находил среди этих людей действительно народ, тех, у которых Ариман должен иметь допуск, потому что они имели необходимым, чтобы делать камни, минеральное хлебом или, что то же самое есть, деньги, металл делать хлебом. У тех, которые рассматривали Хиллел-а или другие нравственные высказывания, не нуждался он ведь заворачивать. Но у тех, которых другие Евангелия называют мытари (Zцllner) и грешники (Sьnder), заворачивал он, ибо это были те, которые были вынуждены, делать камни хлебом. Особенно у таковых ходил он много вокруг.
Но теперь наступало своеобразное: Многие из этих людей знали его уже из времени до его тридцатого года, так как он уже один, два или три раза как Иисус из Назарета у них был. Тогда научились они узнавать его мягкую, любезную, мудрую сущность. Ибо такая великая боль, такое глубокое страдание, которые он пережил со своего двенадцатого года, превратились окончательно в волшебную силу Любви, которая в каждом слове так проистекала, как если в его словах царила еще некая полно-таинственная сила, которая изливалась над вокруг-стоящими. Куда он приходил, везде, в каждом доме, в каждом крове, был он глубоко любим. И эта Любовь оставалась, когда он опять-таки покидал дома и шел дальше.
