— Потому, вместо этого — мы торгуем с Ними. Но это же верх лицемерия.
— А какая еще торговля могла бы здесь осуществляться? Чего такого мы могли бы предложить? — Отец покачал головой. — Нет. Просто-напросто, они делают нам услугу. Это все подарки.
— Выходит, даже само название уже ложь. — Я вышел из палатки. — Торг. Как же!
— Почему, здесь происходит множество взаимных обменов и денежных сделок между обитателями Края. Попросту те, в которых посредником является Совет… они всегда более выгодные для всех сторон.
— Лицемерие, лицемерие.
Отец внимательно глянул на меня.
— Не глупи. Ты же не веришь во всю эту экстремистскую чушь.
Я пожал плечами.
— Разве правда не выглядит так, что, по сути дела — сознательно или бессознательно — каждый из нас заключает определенный договор, частный Завет, самовольно выбирая границы того, что допустимо, что еще остается для человека, что человеческое — а что уже нет?
— Никто не делает этого сознательно. Какое это лицемерие ты имеешь в виду? Хочешь?
Он угостил меня сигаретой. Мы молча курили. Старик храпел.
Когда я снова вернулся к Бартоломею, телескоп вновь был в идеальном состоянии.
* * *
Коляй, брат тетки Сйянны, человек глубоко религиозный, могучего сложения и, как правило, флегматичного темперамента, появился, когда Сйянна в очередной раз продлила свое пребывание в имении. Меня разбудила их ссора: Коляя и Бартоломея. Я спустился на площадку между этажами, глянул через поручни лестницы. Коляй стоял над стариком и тыкал выпрямленным пальцем в воздух, подчеркивая жестом сильнее акцентируемые слова.
— Думаешь, что я не знаю? Думаешь, что не понимаю? Ты был стариком еще тогда, когда бабка Эвелина была молодой. Играешься временем. Ты не человек! Продался за долголетие. И заражаешь других. Ты ходячая Перверсия, Бартоломей.
— Ни к чему я ее не уговариваю, — ответил Бартоломей, еще глубже втискиваясь в спинку дивана.
— А не нужно уговаривать. Достаточно подавать пример. Зло ведь не навязывается насильно — мы выбираем его, поскольку оно привлекательнее.
— В мрачном мире ты живешь, Коляй.
— Дело твое. Сйянна больше к тебе не приедет.
— Очень неприятно.
— Пустые издевки. Чтоб ты сгнил в одиночестве!
— Аминь.
Коляй стиснул ладонь в кулак и, казалось, сейчас ударит Бартоломея, но в последний момент сдержал удар. Развернулся на месте и вышел ровным шагом.
Я спустился вниз. Бартоломей глянул на меня, по-ленивому удивленный.
— Он и вправду запретит ей приезжать? — Я подошел к окну, выглянул. Они как раз забирались на козлы повозки, верховые лошади были привязаны за ней. Сйянна что-то говорила. — Как, «ходячая Перверсия»?
