Отречься-то они от него отреклись, но при этом, как каждые родители, жалели сына и дали ему денег, когда он безусым юнцом решил пойти в жизнь.
Надо сказать, что Алекс парень был действительно башковитый. За какое бы дело ни брался, всё у него спорилось: торговал книгами прибыльно. Ведь сам он много читал и знал свой товар не так, как полуграмотные купцы. Писал Кушкин небольшие статейки в газеты и тоже имел успех. Статейки его печатали — деньги ему платили.
Только служить не мог. Пробовал раз, другой, всё сначала шло отлично — способен ведь и умён, но не признавал над собой начальства. Бросал работу, но без хлеба не оставался. И без службы находил себе заработок.
Ему ещё не было восемнадцати лет, его товарищи ещё сидели за партами в гимназических куртках, а он в шляпе и модном костюме приехал в маленький крымский городок, как взрослый и самостоятельный курортник.
Вот тут-то Алекс и познакомился с артистом, который, как это бывало в те времена, переезжал из города в город, из театра в театр. Назовём его Петром Петровичем, чтобы не раскрывать настоящего имени: ведь всё, о чём здесь рассказано, было на самом деле. Театры тогда нанимали актёра на один сезон. А кончался год, и артист искал новую работу, ехал, а то и пешком по шпалам шёл в другой город.
Так вот, тот дореволюционный артист славился своим чудесным голосом и тем ещё, что любил часто и без меры выпить.
Познакомился артист Пётр Петрович с Алексом и поразился: молод, а умён. Школу не окончил, а начитан. Усы ещё не растут, а уж самостоятельный. И всё критикует.
Они подружились, хотя артист годился Алексу в отцы. Единственно, что мешало этой дружбе, — вино. Вернее, то, что Алекс не пил. Это было естественно, что в восемнадцать лет он считал лучшими напитками лимонад и газировку с хорошим сиропом.
Петра Петровича это огорчало. И не только это. Однажды, изрядно нагрузившись вином, Пётр Петрович сказал Кушкину:
— Хороший ты парень, Алекс, но не пойму я тебя…
— Я за свободу, — сказал Кушкин. — Человек сам себе хозяин, как птица…
— Знаю, — оборвал его Пётр Петрович, — но всё это на словах.
— Я бросил учиться в гимназии, чтобы никто не принуждал меня учить то, что мне не надо.
— А дальше что?
— Я никому не желал подчиняться. Я ушёл…
— Знаю. Но ты же не протестовал, не бунтовал?
— Я? А разве один человек может?
— Может! — сказал Пётр Петрович и так стукнул кулаком по столу, что стакан с бутылкой чокнулись и зазвенели. — Ты же сам всегда говоришь, что человек должен быть свободным, как птица…
