пока не загорится заря. Сейчас пока меркнут звезды и расстилается тихий легкий туман, а заря еще не брезжит, но ведь перед этим или после этого угасания владычества ночи всегда бывает так. А заря недалека, и за нею светлый день. Посидим у моря, подождем погоды, когда-нибудь и утихнут бурные волны на нем и можно будет без опасения кататься на плоскодонном челноке.
НА ПАМЯТЬ ОБ УСОПШЕМ У МОГИЛЫ>* В этой могиле под скромными ивами Спит он, зарытый землей, С чистой душой, со святыми порывами, С верой зари огневой. Тихо погасли огни благодатные В сердце страдальца земли, И на чело никому не понятные Мрачные тени легли. Спит он, а ивы над ним наклонилися, Свесили ветви кругом, Точно в раздумье они погрузилися, Думают думы о нем. Тихо от ветра, тоски напустившего, Плачет, нахмурившись, даль, Точно им всем безо времени сгибшего Бедного юношу жаль.
—— Ответа! Ответа!
Бальзамовой М. П., сентябрь-октябрь 1912
М. П. БАЛЬЗАМОВОЙ>*
Вторая половина сентября — первая декада октября 1912 г. Москва
…Твой порыв может пройти. Ты встретишь достойного себе человека, умнее, серьезнее и сильнее душою меня. Сблизишься с ним и… тогда уже для тебя буду чужой и забытый, а если и не таким, то я и сам удалюсь от всех, чтобы чего-нибудь не причинить дурного. Так оно, Маня, и бывает. «Оттого на душе у меня тяжело, Злая грусть залегла»>* (прощай).
Не сердись на меня, моя Маня! Напишу Панфилову, что где-то, мол, есть Маня, которая гораздо стоит выше нас обоих.>* Одновременно с твоим письмом он мне прислал письмо и карточку.>*
Бальзамовой М. П., 14 октября 1912
М. П. БАЛЬЗАМОВОЙ>*
14 октября 1912 г. Москва
Милая! Как я рад, что наконец-то получил от тебя известия. Я почти безнадежно смотрел на ответ того, что высказал в своем горячем и безумном порыве.>* И…. И вдруг вопреки этому ты ответила. Милая, милая Маня. Ты спрашиваешь меня о моем здоровье, я тебе скажу, что чувствую себя неважно, очень больно ноет грудь. Да, Маня, я сам виноват в этом. Ты не знаешь, что я сделал с собой, но я тебе открою.>* Тяжело было, обидно переносить все, что сыпалось по моему адресу. Надо мной смеялись, потом и над тобой. Сима открыто кричала: «Приведите сюда Сережу и Маню, где они?» Это она мстила мне за свою сестру. Она говорила раньше всем, что это моя «пассе», а потом вдруг все открылось. Да потом сама она, Анна-то, меня тоже удивила своим изменившимся, а может быть и не бывшим, порывом. За что мне было ее любить?>* Разве за все ее острые насмешки, которыми она меня осыпала раньше. Пусть она делала это и бессознательно, но я все-таки помнил это, но хотя и не открывал наружу. Я написал ей стихотворение, а потом (может, ты знаешь от нее) разорвал его.
