Чуток сосредоточимся, подкрепим концентрацию коротким заклятием и вот — сам я исчезаю (банальный отвод глаз, но и этого для сих лакеев разбойничьих хватит), зато рядом появляется точная копия. Иллюзия, дотрагиваться не советую — рука пройдет сквозь сей фантом, не встретив ни малейшего сопротивления.
Иду вперед, а рядом и фантом топает. Беззвучно, само собой, но вряд ли встречающая компания настолько сообразительна, чтобы понять забавную штуку — звуки шагов доносятся немного не с того места, где находится приближающийся к ним «человек». Заметили, стволы оружейные в сторону нужную развернули, вот-вот и палить начнут… Тяжелый случай крайней агрессивности. А мы сначала побеседуем, вдруг да и вспомнят они о правилах приличия? Сомнительно, конечно, но иногда и не такие чудеса происходят.
— И что же вы, бравы молодцы здесь, посреди города, с ружьями наперевес делаете? Али враг, какой напал, а мне о том и неведомо? Только зачем же тогда в мою сторону дула-то выставили? Мне идти надо, уж пропустите на выход, душевно просим…
Коли можно было бы слышать, как работают мозги, то сейчас в вестибюле раздавался бы натужный скрип и скрежет. Не привыкшие думать, головы сих живых приложений к оружию находились в несколько позабытой ситуации. Стоит себе человек, один, без оружия в руках — и, совершенно не боясь, говорит нечто сложное для их примитивного разума. Даже неясно становится — сразу стрелять или погодить, пока более четкого приказа не поступит.
Наконец, один из них сложил в голове два и два, и поспешил озвучить полученный результат использовав новомодный жаргон.
— Бабки гони, кидала г…! А то завалим с…, тявкнуть не успеешь!
Ну вот скажите, господа, разве я в чем-то напоминаю собачью самку? Что? Клыки? Да вы что, совершенно другое строение! Впрочем, не будем вдаваться в анатомию. Почему они это используют как оскорбление? Промежду прочим, была у меня в юности одна борзая. Вместе со мной выросла, только с ней я и охотился. Так ведь в десять раз умнее и полезней всех этих отбросов рода человеческого была! И погибла с честью.
Я её не на псарне держал, свободно вокруг поместья бегать дозволял, знал, не сбежит, да и украсть её ни у кого бы не получилось. Вот она и бегала всюду. В деревеньку, что по соседству располагалась, забегала частенько, там с девчонкой какой-то из смердов подружилась, в лес вместе с ней, по грибы-ягоды ходила, провожала значит. А был у нас сосед, Троегуб фамилия значит… Дрянной я вам скажу, человечишка был. Очень уж любил крестьянок совсем молоденьких к себе в постель затаскивать. Причем не добром и ласкою, а наоборот, нравилось ему, чтоб от боли кричали да сопротивлялись побольше. И поместье-то у него небольшое было, да вот беда, с нашим лесом его угодья граничили. Ну и зашли девчонка та с Ветреной моей, не заметив, на его угодья. Одна — малая, другая собака. То не страшно, — много ли они ягод там соберут, не обеднял бы чай… Но как на беду, Троегуб как раз там с охоты возвращался… Заметил — и в крик… — Леса мои травишь! — Это девчонке-то, с лукошком, которой едва десяток лет исполнилось! — А он уже и наказание придумал, заголять её стал…
