Своим романом, конечно
Посещая квартал бедняков с курятниками вместо домов, построенными впритык друг к другу, Адель одевалась в простую одежду. Так могла выглядеть зажиточная горожанка, хористка, учительница гимназии – темная юбка без турнюра, светлая блуза, жакет, скромная сумочка. По наряду не определишь, к какому сословию относится дама, да и особого внимания, надеялась Адель, она не вызовет. Непременным атрибутом ее наряда были шляпка и вуаль, закрывавшая верхнюю половину лица, – Адель боялась быть узнанной случайно встретившимися знакомыми. Она убегала из дома без спроса и позволения, тайком, и если тетке кто-то доложит или та вернется раньше обозначенного времени… Адель отгоняла от себя эти страшные мысли.
От дома тетушки Кущевой до квартала бедняков она ехала на извозчике, потом шла пешком по неухоженным, разбитым улицам. Помои здесь выливали прямо на дорогу, от этого стоял смрад и зимой и летом. Даже в скромной одежде Адель выглядела среди оборванцев случайным цветком на мусорной куче, иногда она ловила на себе злобные взгляды без любопытства. Слава об этом месте ходила дурная, но еще ни разу никто из здешних не тронул ее.
Из закоулка, словно грабитель, вылетела собака в колтунах, подбежала к Адели и завиляла хвостом, заскулила приветливо. Поймав на лету брошенный кусок лакомства, который Адель достала из корзинки, что захватила с собой, собака проглотила его мигом и снова заскулила, мол, мало. Но Адель прошла мимо к кривобокому дому, взбежала на крыльцо и, озираясь, постучала условным стуком. Дверь приоткрылась, Адель юркнула в щель, из которой выглянул мужчина. Его глаза, не задерживаясь на обитателях этого убогого места, скользнули по улице в одну сторону, затем в другую, после чего дверь захлопнулась.
Рассматривая рисунки, сделанные рукой анатома, Марго одобрительно качала головой. Ее всегда восхищал в людях талант (собственно, как и брата), то, что не дано ей самой, поэтому в данную минуту ее занимало неожиданное мастерство Чиркуна. Вот уж чего не ожидала – что его мужицкие пальцы-крючки способны держать карандаш и создавать такое великолепие. Главное, сумел не только скопировать обнаженное человеческое тело на нескольких листах в разных ракурсах, а и передать состояние девушек – отсутствие жизни, мертвенный покой.
– Прекрасно, – сказала она, не в силах оторваться от рисунков. – Вы, Федор Ильич, большой художник.
– Полноте, ваше сиятельство, – смущенно рассмеялся тот. – Я всего лишь любитель, забавы ради…
