— Прошу прощения, — выдавил Винченцо. — Я всего лишь хотел… Сгорбленный старец во главе стола заслонил девушку и теперь наставил на Винченцо древний пистолет.
— Это еще что? — удивился Винченцо. Он рассмеялся. — Пожалуйста, сэр, уберите эту штуку, пока она не взорвалась и не оторвала вам руку.
— Бред какой-то, — сказал по-итальянски один мужчина помоложе. — Как раз поэтому нужно прекратить это безумие, это, это… — он помахал рукой в воздухе.
— Этот фарс, — пробормотала по-итальянски пожилая женщина, заканчивая его фразу. — Он явно джентльмен, — добавила она, имея в виду Винченцо. — Жаль, что нос у него сломан.
— Простите, что прерываю ваш…
Винченцо помешкал, оглядываясь по сторонам. Некоторые женщины носили одеяния, чересчур уж напоминавшие музейные экспонаты, то же можно было сказать и про иных мужчин.
— Прошу прощения, что прерываю ваш маскарад, — завершил он. — Извините.
Комната чуточку качнулась, потом твердо стала на место.
— Уходи! — каркнул старик, рука с наставленным на Винченцо древним оружием дрожала.
— Полагаю, мы вернулись на землю, — сказал Винченцо. Он бросил серьгу девушке, которая поймала ее налету, потом шагнул в Монреаль и по пустынным улицам пошел к себе в отель, напевая без слов арию из "Джанни Скикки".[1] Столь счастливым он не чувствовал себя вот уже год, и все потому, что увидел такую хорошенькую девушку.
Вернувшись в Бостон, Винченцо, любивший рассказывать истории о своих приключениях, развлекал моих родителей повествованием о Монреале.
— На следующее утро я вернулся в то место и раз пять прошелся по улице, — говорил он. — Но девушка так и не появилась. Мне осталось только воспоминание о дыме французских сигарет в ее волосах. А улица… Ну, при дневном свете стало видно, что она упирается в гору битого асфальта и щебня как раз там, где был освещенный дверной проем.
— Ты все еще считаешь Монреаль романтичным городом? — спросил папа.
Винченцо рассмеялся.
— Как ты и сказал, время года неподходящее.
— А мне история кажется романтичной, — сказала мама. — Девушка, живущая на дирижабле.
— Подозреваю, это была просто большая гондола, прикрепленная к воздушному шару, — отозвался Винченцо. — Думаю, они были цирковой труппой. Видела бы ты, во что они были одеты… с миру по нитки, довольно кричаще, вычурно.
— Может, цыгане? — предположила мама.
— Или карманники из сомнительного бродячего цирка, — пробормотал папа.
5.
С 1797 по 1814 год Венецию контролировали сперва Наполеон, потом австрийцы, затем снова Наполеон и снова австрияки. То правительство или другое — не составляло большой разницы для Нино Паули, который продолжал экспериментировать с различными конструкциями воздушных шаров и подвесных гондол. Все, что нам известно о конструкциях, которые создавал или пытался создать Паули, почерпнуто из трех бухгалтерских книг, куда он заносил покупки для претворения в жизнь своего плана.
