— Она была из Мексики?
— Ее семья. А она американка в первом поколении.
— У тебя не слишком испанский вид.
Я улыбнулась:
— Цвет кожи от отца, но волосы, глаза, сложение — все от мамы. У отца скулы немножко не такие, чтобы дать мне эту прелестную экзотическую форму лица, но все равно я призрак на пиру, Джейсон. И чем старше я становилась, тем больше напоминала папе его утраченную жену, а Джудит — ту женщину, которую она заменила.
— Так это твой пунктик или их?
— И мой, и их. Понимаешь, мама была у папы первой любовью, может, даже, первой любовницей — не знаю, но много в чем первой. Очень многое пришлось преодолевать. Потом еще это самое «трагически погибла молодой» — оно на все набрасывает романтический флер.
— То есть Джудит было трудно состязаться с погибшей святой? — спросил Джейсон.
— Что-то вроде этого.
— Ты домысливаешь? Или точно знаешь, что именно такие чувства были у твоей злой мачехи?
— Не знаю, Джейсон. Я знаю, какие чувства были у меня, и какие, мне казалось тогда, у них. Я была девчонкой, а сейчас вижу их яснее. Слишком много багажа у них накопилось.
— Слышу, — ответил он, и лицо его снова стало серьезным и не очень довольным. — Я хотел утонуть в сексе и не думать, а мы влезли в психотерапию, которую ты так ненавидишь.
Я тронула его за плечо:
— Некоторый разговор ты заслужил.
— Чем? Тем, что мой отец — во-первых, сволочь, а во-вторых, умирает?
— И это. И то, что ты мой друг, и я здесь для того, чтобы давать тебе то, что тебе нужно. Если тебе беседа нужна больше, чем секс, значит, будем беседовать.
— Тебе нужно накормить ardeur, — напомнил он.
— Да, но если до этого дойдет, я могу просто спустить ardeur с цепи, и он сметет все наши сомнения.
— Ardeur — штука отличная, и может заменить очень долгую прелюдию, но мне сейчас не этого хочется.
— А чего тебе хочется? — спросила я.
Он посмотрел на меня с серьезным лицом, почти незнакомым, будто то, что мы сегодня видели, переменило его. А может, то, что случилось сегодня, позволило ему показать скрытую свою сторону. А может, путешествие по волнам моей измученной памяти придает всему более серьезный вид. Самой не разобраться, и нет Натэниела или Мики, чтобы мне в этом помочь. Единственный кроме них мужчина, который обычно помогает мне разгрести лабиринт замешательства, лежит сейчас рядом со мной, запутавшись в собственных проблемах.
— Я тебя хочу, — ответил он просто.
Я нахмурилась.
Он ласково улыбнулся, но до глаз улыбка не дошла.
