— Я полагаю, — сказала королева, — что теперь мы можем почитать.
Мадам д'Ансени отправилась за книгой по теологии, которую они читали вслух, а герцогиня Люин сказала:
— Я надеялась, что Ваше Величество сыграет для нас. Королева не смогла скрыть радости, которую доставили ей эти слова:
— Если вы просите, я, конечно, же сыграю, мы почитаем позднее.
Дамы уселись вокруг нее, а она тронула клавиши клавесина. На устах королевы появилась счастливая улыбка: музыка казалась ей прекрасной.
Мадам де Люин смотрела на нее и думала: «Бедняжка, она так радуется, а мы с трудом переносим ее игру».
После этого они разглядывали фреску, которую королева нарисовала на стене одной из небольших своих комнат. Королева вновь, как ребенок, радовалась вниманию к своему произведению, а мадам де Люин заметила про себя, что хотя учителя королевы и подправили рисунок, он все равно ужасен.
Дамы ахали от восхищения, и мадам де Люин понимала, что все они, подобно ей самой, жаждут доставить королеве хоть немного радости и потому несколько кривят душой.
Итак, королева получила свою порцию удовольствий и теперь считала необходимым заняться чтением. Дамы уселись в кружок, достали рукоделие, и каждая по очереди читала вслух отрывок из книги.
Никого из них эти скучнейшие наставления не увлекали, однако все они сидели прямо, сохраняя на лицах выражение почтительного внимания. Мысли дам где-то блуждали. Королева вспоминала прошлое, потому что как раз сегодня получила письмо от отца. Письма Станислава, который когда-то был правителем Польши, а сейчас вынужден был довольствоваться герцогством Лотарингским, доставляли ей самые сладостные минуты в жизни, поскольку в этой жизни она могла полагаться только на верную отцовскую любовь.
Она повторяла про себя слова, с которых письмо начиналось: «Моя дорогая и единственная Мари, ты — мое второе я, я живу лишь ради тебя...»
И это были не просто слова. Отец любил ее больше всех на свете. Она часто вспоминала тот день, когда он пришел к ней с матерью и объявил, что она станет королевой Франции. При этом воспоминании на глаза ее всегда наворачивались слезы,
но это были не слезы горечи из-за утраченного счастья, а слезы тоски по отцу: они, естественно, не могли встречаться так часто, как обоим хотелось бы.
Но жизнь продолжается, думала она, и каждый новый день как две капли воды похож на вчерашний. Она и ее маленький двор, отдельный от большого двора короля, жил по правилам, установленным ею: молитвы, встречи с ее придворными дамами, вот как сейчас, игра на клавесине, немного рисования, карты по вечерам и ранний отход ко сну.
