— К сожалению не взял…
— Деньги не проблема. Я угощаю, — щедро отозвался Арсений.
— По случаю?
— По случаю нашей с вами встречи. Этакие таланты на дороге не валяются. Этакие таланты, они как жемчужины, одна на сотню раковин. А знаете, как добывают жемчужины?
— За ними ныряют? — неуверенно произнес Евгений.
— Вот именно. Специально обученные ныряльщики целый день ныряют за раковинами. Целый день! А то и ночь. Только представьте себе. В воду и обратно. На глубину и на поверхность. А вода, наверняка, не всегда теплая. И соленая. К вечеру, думаю, кожа у ныряльщиков начинает шелушиться от ветра и соли, возникают микротравмы, каждая трещинка на коже у них начинает болеть, и тут уж, поверьте мне, никакая хвойная мазь не поможет. — Арсений утвердительно ткнул пальцем в сторону Евгения. Ноготь у него был длинный и не очень чистый, — вот на такие муки и жертвы идут ныряльщики, а зачастую их хозяева, чтобы из сотен раковин извлечь одну-единственную жемчужину. А мне, о, чудо, удалось без всяких жертв и лишений наткнуться на истинный талант. На талантище, я бы даже сказал. Так что позвольте, нет, я настаиваю, угостить вас бокалом хорошего пива. И не вздумайте отказаться. Обижусь.
Евгений пожал плечами. Давненько его не угощали пивом. Друзей у Евгения не водилось. Разве что с прошлой работы было несколько знакомых, которые иногда приходили поиграть в карты на кухне. Но с тех пор, как Евгений с семьей перебрался в тесную однокомнатную квартиру с окнами на фабричные трубы, знакомые как-то растерялись. В последнее время наведывался только старый Попов, который больше заигрывал с сестрой, нежели навещал Евгения, и от Попова дождаться приглашения на пиво было не легче, чем пешком добраться до луны.
— Два пива, темного, холодного, — щелкнул пальцами Арсений, и серолицый официант растворился в полумраке, — вы, мой дорогой, даже больше, чем жемчужина, — Арсений склонился над столом, чем-то напомнив неподвижные силуэты сидящих в зале, — в вас такой потенциал сидит, что представить страшно. Всем манекенам манекен!
— Да что же в этом хорошего? — удивился Евгений. Арсений отстранился, раскинулся на стуле, поигрывая клюкой.
— Ох, молодежь пошла, — сказал он, — все-то вы смотрите вперед и прямо, а вширь и вглубь забываете как-то. Все вам поглядеть на проблему свысока, хмыкнуть, скривить губы, вздохнуть, да и позабыть. А глубину, глубину-то куда вы деваете? Вот, люди-манекены. Думаете, Евгений, людей манекенами сделали просто так? Потому что дешевле что ли? Или, может быть, потому что кому-то там, наверху, в правящей партиии, мысль в голову пришла, мол, а чтобы еще такого плохого простолюдинам сделать, чтобы им жизнь медом не казалась? А давайте-ка, думает, унизим их еще больше. Заставим их неподвижно стоять часами, днями, месяцами. Пусть у них спину ломит, голова болит, ноги отказывают, а они будут стоять и стоять? А мы им зарплату хорошую дадим, чтобы, значит, не отказывались! А сами потешаться будем, унижать, в грязь втаптывать, сравнивать работу манекена с проституцией, с мужеложством, с растлением малолеток! Так что ли, по-вашему, выходит?
