— Положите ее на кровать, — сказал Готье, укладывая подушки. — У меня здесь ничего нет, даже стетоскопа…
Он все же расстегнул шелковый корсет и приложил ухо на уровне сердца. Когда он выпрямился, его лицо ничего не выражало.
— Что со мной? — спросила его Клара, глядя ему в глаза.
— Я думаю, у тебя небольшая проблема с сердцем. Это не серьезно, не волнуйся. Я вызову скорую.
Когда они отошли, чтобы позвонить, она притянула его за руку.
— Не может быть и речи! — просвистела она. — Ты потерял голову! Прием в полном разгаре! Ты хочешь испортить свадьбу Даниэля? Ты хочешь, чтобы приглашенные собрались на крыльце и смотрели, как меня уносят на носилках? Меня?
Приступ ярости вызвал у нее удушье, но она не отпустила Готье.
— Я тебе это запрещаю, ты меня слышишь? Это я решаю…
Она упала на подушки с широко открытым ртом, которым искала воздух. Потом боль изменила черты ее лица, и она застонала, но быстро подавила стон. Готье сел рядом с ней, подавленный.
— Бабушка, будь разумна. Я не могу тебя так оставить, я не имею права. Ты понимаешь?
— Вовсе нет. Ты сделаешь то, что я тебе говорю… Я никогда не доверяла ни одному врачу, по крайней мере, ты не предавай меня.
— Ты просишь меня о невозможном. Я буду говорить с тобой откровенно, есть необходимость…
— Но нет! Какая необходимость, в восемьдесят девять лет? Я знаю, что приближаюсь к концу. Мне бы хотелось прожить еще один день и все. Время, когда голубки уезжают в свадебное путешествие и не видят этого.
Так как ее голос был едва слышим, она попробовала безуспешно прочистить горло.
— Подойдите немного, мои дорогие, — сказала она остальным.
Мари пошла со стороны Готье, в то время как Винсен стоял плечом к плечу с Аленом.
— Я не хочу умирать в скорой. Ни в больнице, как Шарль.
— Ты не умрешь, — возразил Готье.
— О, я точно буду первой! — ответила она, скорчив гримасу, которой хотела изобразить улыбку.
Новая волна боли душила ее, и Готье подумал, что у нее начинается инфаркт. Но она все еще держалась за него, ее пальцы сжимали его руку, как когти.
— Винсен, — с трудом выговорила она, — ты продолжишь, ты обещал…
Дверь на лету распахнулась, заставив всех подскочить, и Даниэль устремился к кровати.
— Сирил сказал мне… Мой Бог, что с ней?
— Это ты, Даниэль? — прошептала она. — О, мой бедный малыш, прости…
Он замер, ошеломленный, глядя на своего брата и кузенов, которые, казалось, были не в состоянии пошевелиться.
— Мы ничего не можем сделать? — спросил он у Готье.
