Государственный долг Франции чрезвычайно вырос, когда Франциск I начал занимать в 1520–е гг. у парижских деловых людей, предлагая в качестве обеспечения будущие доходы города (Hamilton, 1950: 246). Полученные деньги он тратил на громадные кампании против императора Карла V (Габсбурга). И хотя национальный долг Франции колебался как функция от военных программ и фискальной политики, в целом он галопировал вверх — вплоть до того, что наконец займы на войны XVIII в. поглотили само государство, разрушили его кредит и привели к фатальному созыву Генеральных штатов в 1789 г. Одновременно непомерно росли бюджеты и налоги: французские налоги (в эквивалентном выражении) выросли примерно от 50 часов зарплаты простого рабочего на душу населения в год в 1600 г. до почти 700 часов — в 1963 г. (Tilly, 1986: 62).
Великобритания могла существовать без больших государственных долгов до времени правления Вильгельма Оранского и Марии. Война Лиги Аугсбург (1688–1697 гг.) увеличила долгосрочный долг Британии до 22 млн фунтов стерлингов. К 1783 г., после Семилетней войны и Войны за американскую независимость, он увеличился в 10 раз до 238 млн. В 1939 г., во время перевооружения Британии, государственный долг достиг 8300 млн (Hamilton, 1950: 254–257). С конца XVII в. рост бюджетов, долгов и налогов соответствует ритму войн. Опыт всех воевавших государств Европы был схож.
Но если война и была сильным двигателем в жизни государства, она все–таки его не истощала. Напротив, правители волей–неволей обращались к некоторым видам деятельности сначала как к побочному продукту войны, а затем эта деятельность и возникавшие организации развивались самостоятельно, таковы были суды, казначейства, системы налогообложения, региональные администрации, общественные собрания и многое другое. Так Дж. Эллиотт пишет о XVI в.: «Если война была главной темой в истории Испании при Карле V, то при Филиппе II появляется другая тема — бюрократизация (осуществление управления на основе бюрократических механизмов)… замена короля–воина Карла V сидячим Филиппом II, проводившим дни за работой у письменного стола, заваленного кучами документов, как нельзя лучше символизирует трансформацию испанской империи, в период когда она перешла от века конквистадора в век чиновника» (Elliott, 1963: 160).
Для снаряжения армии и флота нужно было не только расширение правительственных структур. Ни один монарх не мог начать войну без того, чтобы заручиться хотя бы молчаливым согласием почти всего населения и активным содействием немногих, но важнейших людей. Снова и снова правители посылают войско для сбора дани, налогов, для привлечения людей и материалов. Местным владыкам разрешалось откупаться от разорительной для них поставки людей — деньгами. В этом отношении правители напоминали рэкетиров: за определенную плату они предлагали защиту против тех притеснений, которые сами же и производили или, по крайней мере, допускали, чтобы их производили другие.
