, захват зерна, бунты против налогов, нападения на землевладельцев и т.д. — весной и летом 1789 г. происходили главным образом в регионах с большими городами, с ориентированным на рынок сельским хозяйством и множеством дорог (Markoff, 1985). География этих восстаний отражает пестрый состав недовольных, преимущественно руководимых буржуазией.
В то же время те, чье выживание зависело самым непосредственным образом от Старого режима — дворянство, государственные служащие и высшее духовенство, — в целом присоединились к королю (Dawson, 1972: 334–346). Так начала складываться революционная ситуация: оформились два блока, претендовавшие на власть и поддерживаемые значительной частью населения. После того как многие военные изменили королю и сформировались преданные народному делу милиции, оппозиция получила собственные вооруженные силы. Народный блок, связанный с буржуазией и ею руководимый, начал захватывать контроль над государственным аппаратом.
Юристы, государственные служащие и другие представители буржуазии, захватившие в 1789–1790 гг. государственный аппарат, вытесняли прежних посредников: землевладельцев, феодальных служащих, продажных государственных чиновников, духовенство, а иногда и муниципальные олигархии. «Не класс сельских дворян в английском стиле, — заявляет Линн Хант, — занял ведущие политические позиции на национальном и региональном уровнях, но тысячи городских профессионалов воспользовались возможностью начать политическую карьеру» (Hunt, 1984: 155; Hunt 1978; Vovelle 1987). На местном уровне так называемая муниципальная революция широко передавала власть противникам Старого режима; союзы патриотов, объединявшиеся в милиции, клубы и революционные комитеты и связанные с парижскими активистами, вытесняли старые муниципалитеты. Но даже там, где прежние носители власти сумели пережить первые бури революции, резко изменились отношения конкретной местности с национальным центром. Старинные свободы крестьянских альпийских «республик» — включая, по всей видимости, свободное согласие на налоги — начали разрушаться, когда аутсайдеры принялись втискивать их в новую административную машину (Rosenberg, 1988: 72–89). Перед парижскими революционерами встала задача управления без посредников. Сначала они экспериментировали с комитетами и милициями, появившимися в ходе мобилизации 1789 г., но оказалось, что их трудно контролировать из центра. Более или менее одновременно они перекроили французскую карту в систему департаментов, районов, кантонов и коммун, одновременно рассылая специальных представителей (
