) или бандитскими шайками, без разбора грабили и мусульман и христиан (Jelavich, Jelavich 1977: 27).
Независимые грабительские действия янычар, в конце концов, нанесли такой ущерб Оттоманскому правлению, что в 1826 г. войска султана по его приказу присоединились к толпам в Константинополе и перебили остатки их войск. Основные риски непрямого правления состояли в злоупотреблениях посредников, вызывавших сопротивление населения, а также сопротивление самих посредников, провоцировавшее непокорность целых регионов возрастанию роли нации.
По большей части местное правление осуществлялось довольно стабильно, и правители на местах своевременной уплатой дани Оттоманскому государству покупали своему населению относительную изоляцию. В Пруссии юнкеры были одновременно хозяевами своих громадных поместий, судьями, военачальниками и выразителями интересов короны, а английские джентри, дворянство и духовенство делили между собой задачи гражданской администрации за пределами столицы. При благоприятных обстоятельствах наделенные властью посредники смягчали действие экспансии государства на социальную организацию и благосостояние его подданных. Природа этого посредничества значительно различалась в двух типах регионов: в регионах, где дворянство было местным, и в регионах, где господами были чужаки. Там, где знать имела общий с крестьянами язык, религию и традиции (как в Австрии и Богемии), складывалась определенная региональная солидарность в противостоянии запросам короны. Там, где дворяне были иностранцами (как в европейской части Оттоманской империи на протяжении почти всей ее истории), деревенские главы и племенные старейшины обычно были связующим звеном между местным населением и национальными властями. В таких регионах после распада империи крестьяне, купцы и профессионалы оказались в непосредственном контакте с государством (Berend, Ranki 1977: 29–36).
Но будь они местные или иностранные, посредники обыкновенно действовали в зоне своего контроля как тираны. Когда на оттоманской территории система чифтликов вытеснила систему тимаров, невозможным стало даже обращение в мусульманский суд или к чиновникам, и землевладельцы, жившие вдали от своих поместий, часто притесняли своих крестьян сильнее, чем раньше военные (Roider, 1987: 134). С ослаблением власти центра — как это повсеместно происходило в XIX в. — землевладельцы получали все больший контроль в местных вопросах. В Боснии и Сербии XIX в. землевладельцымусульмане вытесняли христианских арендаторов, превращая их в серфов (Donia, 1981: 4–5). В этих условиях на Балканах стал процветать бандитизм. Из–за жестокой непреклонности посредников союз с далеким монархом или его представителями часто казался более привлекательным, чем местное притеснение; тогда сельские жители обращались к представителям короля, подавали на землевладельцев в королевский суд и приветствовали сокращение привилегий городов. На короткое время они иногда выигрывали. Но в далекой перспективе разрушение барьеров делало их более уязвимыми в следующем цикле порожденных войной запросами государства.
