Приезжающий раз в месяц Клаус неизменно выпивал с Боло много бутылок пива "Будвайзер" и беседовал о мимолетности жизни. Однажды Боло набрался смелости и спросил:
- Как тебе удалось уцелеть?
- Мой провал был частью моего задания, так что я активно сотрудничал с американской контрразведкой. А после войны я стал совершенно никому не нужен...
- А как тебя потом приняли свои?
- Как солдата, достойно выполнившего приказ...
Несколько лет Боло работал на Клауса, регулярно получал свою долю, но случилось совершенно непредвиденное - от Боло сбежала жена. Сбежала не одна вместе с ней исчез мексиканский гитарист из ресторанного джаз-бэнда. Боло имел глупость организовать погоню, и добежавшая до Алабамы парочка, чтобы уцелеть, бросилась в объятия федералов. Жена, конечно, знала очень немного, гитарист вообще ничего не знал, но примерно в это же время люди израильской разведки сграбастали в Аргентине оберштурмбаннфюрера Эйхмана, и во всем мире неожиданно вспомнили о недобитых нацистах, а в хранилищах некоторых латиноамериканских финансовых структур якобы случайно обнаружились штабеля золотых слитков со свастикой рейхсбанка, и чертовски смышленые парни из федерального казначейства наконец-то догадались проверить некоторые контакты вышеозначенных банков с контрагентами в Сан-Франциско, Лас-Вегасе и Нью-Йорке. Глубокой ночью в дом Боло явился Клаус и приказал закрывать лавочку. Немедленно и навсегда. Вскоре мексиканский гитарист застрелил жену Боло и тотчас же застрелился сам - по крайней мере, такова была официальная версия происшествия - состояние аффекта. Правда, никто не мог толком объяснить, откуда мексиканец взял револьвер и почему отпечатки его пальцев на этом револьвере были какие-то смазанные, но у полиции Алабамы хватало проблем с разгоравшимися бунтами негров, а пронырливые американские журналисты увлеклись новомодной вьетнамской тематикой, и дело, в конечном итоге, сдали в архив.
По совету Клауса Боло покинул Штаты и переехал в Европу, а так как с иностранными языками дружбы не получилось, то поселился в Англии. Несколько первых месяцев Боло переезжал из города в город, британский климат наводил на него невыносимую тоску, британская кухня вызывала отвращение (Боло продолжал прибавлять в весе), британские женщины оказались совершенно не обольстительны, а какие-нибудь Ливерпуль или Шеффилд по сравнению с Лас-Вегасом выглядели трущобными задворками планеты. В довершение всех бед из Штатов пришло известие о пожаре, уничтожившем казино, в капитале которого была и доля Боло. Денежные поступления сократились настолько, что еле-еле хватало на скромную жизнь в недорогом отеле, и единственной роскошью осталась ежедневная доминиканская сигара после ужина. Боло решил собираться в обратный путь. Но снова появился Клаус.
