Стараясь не думать о худшем, она устроилась на диване и знаком предложила Маркусу садиться, куда ему удобнее. Пока он непринужденно опускался в кресло, Доминик не сводила глаз с его стройных ног, обтянутых брюками цвета хаки, и черной рубашки поло с расстегнутым воротником, обнажающим мускулистую грудь. В неофициальном костюме Маркус выглядел не политиком и дипломатом, а просто мужчиной, озабоченным какими-то личными проблемами. Но кто для него сама Доминик — добрая знакомая или предмет служебных забот?
— Конечно, мне следовало сначала позвонить, — заговорил он, — но я как раз был в замке и подумал, что вы, должно быть, сейчас у себя.
Доминик наконец удалось отвести от него взгляд. Невидящим взором она уставилась в экран телевизора.
— Странно.
— Что странно?
Доминик пригладила рукой волосы. Прическа ее давно растрепалась, и золотые кудри в беспорядке обрамляли лицо. Но, увы, Маркусу до ее внешности нет никакого дела.
— Странно, что вы решили меня навестить. Я уже несколько дней вас не видела.
Голос ее дрогнул, и Доминик закусила губу, с ужасом сообразив, что дрожь в голосе — обычный предвестник слез.
— У меня было много дел.
Ну и «извинение» — словно кипящей смолой на открытую рану!
— Перед женой вы тоже так оправдывались? — на миг позабыв о здравом смысле и приличиях, огрызнулась Доминик. — Неудивительно, что она от вас ушла!
Едва эти слова слетели с губ, Доминик охватил ужас. Что такое? Неужели... Как она могла сказать такую гадость?
В ужасе она закрыла лицо руками:
— Господи, Маркус, простите меня! Я... сама не понимаю, что на меня нашло, зачем я это сказала... — дрожащим голосом бормотала она.
Маркус не ответил, но несколько секунд спустя она ощутила, как его сильное тело опускается рядом с ней на диванные подушки, как надежная теплая рука ложится ей на плечо.
— Доминик, — мягко заговорил он, — не извиняйтесь. Просто расскажите, что стряслось.
— Ничего, — безжизненным голосом ответила она.
— Я же не слепой. Я вижу, с вами что-то неладно. Пожалуйста, объясните, в чем дело.
Еще немного, и его мягкий, успокаивающий голос пробьет брешь в ее броне!
— Зачем?
— Затем, что мне тяжело видеть вас подавленной и расстроенной.
— Вам, кажется, вообще тяжело меня видеть! — огрызнулась она.
Он громко вздохнул и крепче сжал ее плечо.
— Думаю, вы понимаете, почему я старался с вами не видеться, — сухо ответил он.
Отняв руки от лица, Доминик подняла на него измученные глаза.
— Еще как понимаю! — прошептала она надломленным голосом. — Вы не можете забыть, что когда-то я была в вас влюблена, и боитесь, что я снова начну осыпать вас знаками внимания. Вас смущает сама мысль, что я могу быть к вам неравнодушна, и когда вы меня видите...
