Пустив Тарека рысью, он снова принялся искать на земле вокруг колодца следы стойбища Нассара, хотя было понятно, что ничего он здесь не обнаружит.
Снова проворчав что-то себе под нос, он беспокойно заерзал в седле.
— Мы найдем их, сахиб.
Шахин увидел Джамала и повернулся к нему. Когда он погибал в пустыне от жажды, именно этот человек спас его. Тогда он не был рад его вмешательству. Он желал умереть. Шахин посмотрел на своего друга — Джамал не терял уверенности, он твердо верил, что они найдут стойбище Нассара.
— А если мы не найдем его следы и у четвертого колодца, Джамал? Скорее всего негодяй сейчас находится где-то между Сархлефом и Бел-Азри.
— Я думаю, мы идем по правильному пути, Шахин. Странно, что до сих пор не нашли Нассара. Он находится где-то не на своей территории.
— Согласен с тобой, — мрачно проговорил Шахин. — Если он затевает что-то недоброе, в этом районе ему смогут помочь только два человека: Абд-эль-Джабар и шейх Сади.
— В таком случае нам следует быстрее найти его, и тогда все сразу станет ясно.
Джамал приподнял бровь, добродушно поддразнивая приятеля.
Решительно кивнув, Шахин приказал своим людям поторапливаться и пустил Тарека в легкий галоп. Теперь он направлялся к следующему колодцу. Люди, следовавшие за ним, так же как и Джамал, были не просто частью его племени, они стали его семьей. Когда Халид назначил Шахина опекуном Хакима, а заодно переложил на него часть ответственности за своих людей и их семьи, Шахин стал сомневаться в том, что суверен берберов был мудрым человеком.
Но Халид просто улыбнулся и сказал, что пришло время для его сына научиться европейским манерам и правилам поведения, и только Шахин мог научить этому юношу. В функции Шахина входила также и охрана знатного наследника. За последние семь лет он сделал многое, чтобы обучить своего подопечного всему, что ему следовало знать. Когда Хаким займет место своего отца, шейха берберов, он будет полностью подготовлен к своей роли. Посвящая молодого человека во все тонкости европейской культуры, Шахин искупал свое прошлое.
Пятнадцать лет принявшая Шахина семья считала его мужественным человеком, но это была всего лишь иллюзия. Он просто заглаживал собственную вину. Это было его потребностью. Берберы говорили, что страдание полезно для души, но это было ложью. Вина, отягощавшая его сегодня, была такой же тяжелой, как и в ту ужасную ночь в Лондоне. Он попытался избавиться от своих воспоминаний, задвинуть их в самый дальний уголок памяти. Когда это не получилось, в его теле появилось напряжение. Оно подолгу не покидало его. А в последнее время даже усилилось. И виной тому была Аллегра. Ее появление разбередило его старые раны.
