— Как ты можешь смеяться? Это же означает, что вся моя жизнь бессмысленна.
— Нет, это просто означает, что твой первый брак был бессмысленным.
Кит взглянул на свои ладони.
— Мой второй брак тоже перестал казаться такой уж умной затеей. Внезапно. Вот тебе и ответная реакция.
— М-м. Разве можно так говорить? Подумай о мальчиках. Подумай о Нате с Гасом.
— Верно.
— А третий брак что же?
— Вроде бы ничего. Благодаря тебе, дорогая. Только все это время я просто… Теперь я себя чувствую еще хуже. Ментально.
Раздался звонок в дверь.
— Это Сильвия, — сказала она (имея в виду свою взрослую дочь). — Смотри на вещи позитивно. Слава богу, у тебя не было детей от этой старой сучки.
* * *
Жила на свете прекрасная девушка по имени Эхо, и полюбила она прекрасного юношу. Однажды, во время охоты, юноша, отбившись от сонмища спутников верных, позвал:
— Эй, где же вы? Здесь кто-нибудь есть?
Эхо же, украдкой наблюдавшая за ним издалека, откликнулась:
— Есть. Есть, есть, есть.
— Я тут! — крикнул он. — Сюда!
И зовет зовущего нимфа:
— Сюда. Сюда, сюда, сюда.
— Зачем ты бежишь?
И в ответ юноша сам столько же слов получает.
— Здесь мы сойдемся!
— Сойдемся, — ответствует Эхо. — Сойдемся, сойдемся, сойдемся.
* * *
Вот что пишет наш историк-марксист:
Почему выдающимся модельерам — породе, печально известной своей неспособностью к анализу, — порой удается предвидеть положение вещей лучше, чем профессиональным предсказателям — один из наиболее темных вопросов в истории, а для историка культуры — один из наиболее важных.
Так каковы же портновские хроники рассматриваемого периода? Готовясь к поездке в Италию, Кит позаботился о том, чтобы привести в общепринятую норму свой не особенно обширный гардероб: джинсы, рубашки, футболки и единственный костюм. Но видели бы вы его весной, рыщущим взад-вперед по Кингс-роуд вместе с идентично одетым Кенриком: сапоги из змеиной кожи на высоком каблуке, брюки-клеш, ремень, массивный, как якорь, рубашка с рисунком «восточный огурец», военный мундир с золочеными эполетами, а вокруг шеи повязан замызганный шелковый шарф.
Что касается девушек — взять, к примеру, хоть ту же Шехерезаду: скромные сандалии в стиле Клеопатры (на каблуке рюмочкой), дальше — огромная протяженность голой коричневой икры и бедра, два упругих стебля, идущие все вверх и вверх, все дальше и дальше, дальше вверх, и наконец, в самый последний момент (все уже готовы умереть от растущего напряжения), — соцветие в форме легкой летней юбки, едва ли шире ремешка часов; затем — еще одна протяженность (влажная впадина пупка), берущая начало убедительно низко на бедрах, заканчивающаяся собранной петлей прозрачной блузки, а в завершение — ничем не скованная ложбинка на груди.
