— Хоть бы солнце выглянуло, — сказала Шехерезада, когда они завтракали в кухне. — Ведь люди, не на шутку толстые, обожают бассейны.
— Правда? — спросил Кит. — Почему?
— Потому что они теряют в весе столько, сколько весит вытесняемая ими вода.
— А воды будет много, — сказала Лили. — Не могу решить, хочу ли я увидеть ее в купальнике. Представьте себе ее бедные колени.
В знак сочувствия к коленям Додо наступила тишина. Затем Кит веско произнес:
— Когда я на нее смотрю, у меня такое ощущение, будто вижу нечто размером с человеческое несчастье.
— М-м. А тебе не кажется, что это железы?
— Это не железы, — сказала Лили, — это еда. Ты видела, как она вчера вечером с гусем управлялась? Два раза добавку брала.
— И Кончита тоже налегала — будь здоров.
— Да, поневоле задумаешься. Я про Додо.
— Не говори. Если сравнить, — заключила Лили, — собственные переживания начинаешь видеть совсем в другом свете.
* * *
Каждый день в замке появлялась целая команда слуг из деревни. Никогда прежде Кит не бывал постоянно в компании слуг.
Его биологические родители оба принадлежали к классу слуг: мать — горничная, отец — садовник. В любом случае Кит отличался левыми настроениями (весьма неярко выраженными по сравнению с теми, что питал пламенный Николас), а потому у него, конечно, сложились некие взаимоотношения со слугами в замке, взаимоотношения, состоящие из кивков и улыбок, и, как ни странно, поклонов (склонений верхней части тела в официальной манере), и нескольких итальянских слов, особенно с Мадонной, которая, помимо прочего, застилала все постели, и с Эуженио, номером вторым по части роз и газонов. Обоим было лет по двадцать пять, и иногда, когда они ненадолго оставались наедине, их можно было увидеть смеющимися. И потому Кит начал гадать, не придет ли к ним любовь, к смотрительнице постелей и смотрителю цветов. А еще Эуженио занимался верандами и выращиванием фруктов.
Стало быть, ход его мыслей был прозрачен. Однако к тому времени он успел прочесть достаточно, чтобы знать об ожесточении слуг, о бессильной ярости, испытываемой слугами. Он надеялся, что сам он не унаследовал этого; он полагал, что ожесточение должно скапливаться позже, к концу жизни слуг, с возрастом, которого его родители не достигли… Кита с детства приучили думать, что все это — его происхождение — не так уж важно, не так уж важно. И пока он с этим соглашался. Кстати говоря, он всегда знал, что Тина ему не мать, а Карл — не отец. Эта информация составляла его колыбельную
