Г и р е й. Не обостряй отношения, Егор Андреевич, сгоряча.
Х а б а р о в. Проваливай.
Г и р е й. Позже заеду.
Гирей вышел со двора. В мастерскую уходит Хабаров.
Появляются из дома Д а ш а и А л ь б и н а.
Д а ш а. Пакостно на душе, дрянь я, дрянь.
А л ь б и н а. Застыдилась, а удовольствие получила.
Д а ш а (оправдываясь). Внезапно растерялась.
А л ь б и н а. Девушки и женщины делятся на две категории: первая -сначала думают, вторая -- сначала расслабляются. Может начнешь думать.
Д а ш а. А как ты?
А л ь б и н а. Как и ты. Но задумалась. Гирей -- наглец, но думающий. Мы с ним -- два мыслителя, подходящая пара. Он, к сожалению, этого не разумеет. Дядя Егор переживает, не переступит через Гирея, отстранится от тебя.
Д а ш а. Чернота в сердце. Уже не полетаю. Принести бы покаяние.
А л ь б и н а. Кайся, стенай.
Д а ш а. Обязательно в церкви на исповеди.
А л ь б и н а. Храм я не посещаю.
Д а ш а. Как священнику поведать? От потрясения ноги до паперти не доплетутся. Проводи меня к вечерне. Подтолкни к батюшке.
А л ь б и н а. На веревке доведу.
Альбина вынесла из дома две косынки.
Одну отдала Даше.
Покройся.
Д а ш а. Спасибо.
Женщины уходят со двора. Давно потемнело.
В поселке зажигаются огни. В одиночестве Хабаров.
Возвращаются А л ь б и н а и Д а ш а.
А л ь б и н а. Ночь уж. Пора ко сну.
Альбина уходит в дом. За ней хотел войти в дом Хабаров.
Д а ш а. Егор Андреевич...
Он остановился.
Не оправдываюсь. Но заглажу ли вину перед вами и перед Павликом?
Х а б а р о в. Врачу не больно -- он мертвый. Покинешь насовсем землю -- объяснишь ему. А мне и объяснять незачем, хоть и люблю тебя.
Д а ш а. Ругнули бы, но такие слова...
Х а б а р о в. Берег их для светлого нашего с тобой дня.
Д а ш а. Я завтра съеду от вас.
Х а б а р о в. Сняла квартиру?
Д а ш а. Не искала.
Х а б а р о в. Пока Гирей не заберет, живи тут.
Хабаров уходит в дом. Выходит А л ь б и н а.
А л ь б и н а (жалея Дашу). Всемирной трагедии не произошло.
Д а ш а. Я уже не та, потускнело вокруг.
А л ь б и н а. Выкарабкаешься. А я воспряла в церкви. Я потрясена. Не убранством ее, не иконами. Иеромонах Роман, который внимал покаянным мольбам твоим, приковал мое внимание. Глубокий взор, проникающий внутрь, видит до донышка. Уж с разными мужиками сталкивалась. Этим добром меня не сразить. И вдруг иеромонах из какого--то непостижимого мира. Он обращается к прихожанам, а сопереживает со мной, именно со мной, а не с сотней стоящих, словно вся его служба для меня одной. Смутилась я, потянуло к нему не исповедоваться, не осмелилась бы вылить на него свои помои житейские, а побеседовать, приобщиться к тайне его. И наставления запали в душу. Взглядом приласкал он меня, но не фигуру, нет, не прелести мои, коснулся чего--то, что и не осознавала. Он не выходит из головы. Ах, иеромонах Роман, перевернул что--то во мне. Я пропала.
