"Новый вид" воспринял это самое заключение весьма оригинальным способом — подавился ревом и в припадке удушливого кашля плюхнулся на пятую точку, основательно приложившись кобчиком и затылком о ствол дерева, которое так и стояло сзади. Дерево, мир его праху, простояв там десятки лет, самым мирным образом, не выдержало напора чувств горгульи, и рухнуло у него за спиной.
Минута молчания. Потом Домино, которая, благодаря объемной практике всегда быстрее соображала, с какой стороны ждать неприятности, задала вопрос, который могла задать только воспитанница эльфов:
— Слушай, а ты случайно не в курсе, у драконов есть какое-нибудь священное дерево?
— Конечно, есть! — фыркнул, горгулья и продолжил для неё, как для совсем безграмотной: — Для них вес лес священный! Они всех браконьеров и лесорубов убивают ещё на подходе…
Тут до него дошло.
— Слышь, а ты летать умеешь? — спросила Доми.
— Конечно, умею, — почти обиделся он. И я тебе не "слышь, ты". У меня имя есть!
— Горгулья? — ехидно поинтересовалась она.
— Данте, — обижено фыркнул он, сквозь зубы.
— А я — Домино. Будем знакомы!
И она протянула ему руку для рукопожатия. Толи он не знал, зачем жать друг другу руки, то ли не ожидал, что ему вообще кто-либо захочет руку жать, то ли просто обалдел, от такой наглости, но застыл он в знатном ступоре. Домино восприняла это по-своему:
— Да, я понимаю, мы не с того начали наше знакомство. Я ни в коем случае не хотела тебя обидеть! Я честно ничего не имею против тебя лично и всего рода горгулий в целом! Я просто не знаю, кто такие горгульи!!! Никогда их раньше не видела и ничего о них не слышала! Поэтому, предлагаю начать все с начала и как жест доброй воли, твоей естественно, драпать отсюда куда подальше, пока эти трое не оклемались и не прибили нас, нафиг!
— А че это нас?! — возмутился Данте. — Это ты их молнией… по башке…
И для убедительности изобразил, как его стукают по голове, и высолопил язык, аки совсем мертвый.
— На, себе не показывай, а то скоро Магдалина тебе это устроит! — сладенько пропела Домино, любуясь своим безукоризненным маникюром.
— С чего это она мне это устроит?! — не понял Данте.
— А, кто дерево священное срубил?!?!
Данте изменился в лице, казалось, что он лимон кислый сьел.
— Мда-а-а! За это дерево она нам головы-то пооткрутит…
— О, теперь уже нам! — Домино была сам яд. — Сам сломал — сам и выкручивайся.
— Ты при этом тоже присутствовала! — кажется, он начал перенимать её манеру общения, раньше в его голосе не было столько ехидства. — А она не станет разбираться, кто прав, а кто виноват. Обоих помножит на ноль!
