Андрюша сказал: «Дядя, вот это тебе надо как писателю знать». И прочитал из Горького, что писатель должен так писать, чтобы читатель увидел, какой он скот. «Так, — ответил я, — это хорошо, но мне кажется, еще будет лучше, если читатель скажет: "не совсем же, значит, я скот" и после того бодро примется за работу». — «А ведь и это верно, — сказал Андрюша, — вот как удивительно, и так, и так, совсем другое; и все верно, почему это так». И мы стали с ним говорить о парадоксе.
Весь день до 3-х ч. в. бушевала снежная метель и ветер повертывался от юга к северу, а облака после полудня перестраивались на летние, в ½ 4-го в. солнце открыто светило, минуя разбросанные по небу светлые громады кучевых облаков, и тут же, как только открылось небо, стало подмерзать.
Заря золотистая с плотно синей полосой, разорванной на месте заката. Сильно морозит. Ветер с.-з. довольно сильный.
Итак, эти дни ветер вертится с S. на N., достигнув предела на N-e, начинается антициклон, бывают сутки полной тишины и солнце, потом начинается циклон: с S. — SW. — и до W. Теперь, значит, мы накануне тишины, завтра, может быть, еще подует, а послезавтра — стихнет и опять. Новорожденный месяц.
В 9. 45 в. за озерцом было видно отчетливо северное сияние — бледный, зеленоватый, как от электричества, огромный во весь север сегмент с колыхающимися языками, иные из этих языков хватали до Уз расстояния горизонта от Полярной звезды. Все остальное небо было, как чернило, и на нем сидели, вылупились все звезды. Снег от мороза скрипел под ногой. В 11 в. сияние ослабело.
15 Апреля. Точно по предсказанию начинается антициклонный день с признаками близкого циклона: солнце чистое без деформации, но вокруг перистые облака, и ветерок не с севера, как вчера, а с юго-зап. Наст держит, как мостовая, на свежем снегу ветер с елей много насыпал иголок, каждая ель из иголок своих как бы тень оставляет по снегу, расположенную в направлении от северо-запада. Устанавливал бинокль по мышкующей лисице и ознобил руки. Тетерева не токовали, тетерки все были у нас, дома.
Читал вчера в «Новом Мире» мирские рассказы Микитова, тонкие, сделанные с большим мастерством, свободные от Ремизова и почему-то все-таки скучные. Я думаю, это происходит не от бледности сюжета, а от малой сцепки формы рассказа с самим собой, и это от несмелости, от личного укрывательства себя самого в красивых словах. Писать «просто» — это значит писать о себе, о своем близком. О чужом писать можно лишь в том случае, если его можно приблизить так, что это чужое стало бы так же, как и я сам («Любите ближнего, как самого себя. А кто мой ближний?». Секрет писательства и заключается в выборе самого ближнего. Все, конечно, при соответствующем таланте и мастерстве).
