запах керосина самурайской саблей рубанул воздух и разорвал все наши связи с танюшей.
мы не встретимся. у мери нет
богов — только любовь друг к другу.
* * *
таня козлова — в девичестве овсянкина — горела. скрипело — щелкало — пахло. овсянки вились близко — насколько могли. в этом гукающем полутреске мирон алексеевич снова запустил в мобильном запись живых танюшиных языка и губ. несмотря на поющий костер — мы отчетливо ее слышали. потом мирон алексеевич эту запись стер.
* * *
чтоб ничего почти не оставалось от костей — мы доплескивали керосин. досыпали уголь. сливали бензин из геленвагена. принесли забытую танину подушку — и сожгли тоже. подтаскивали заранее замеченные сырые упавшие ветви. они шипели и смешивали запахи. смотрели и смотрели на лежащую
внизу оку — незастывшую нашу душу.
* * *
кости остались. хоть и еле-еле. мы все сделали грамотно — но они всегда остаются — если не строить над мертвым сруб. но сруба мы не могли себе позволить. жили бы если в лесной деревне — если бы там же и жгли — то да. а тут же кругом люди. нужно все делать быстро — пока например горбатовские замечательные дети не прибежали посмотреть что тут за костерок. и мы привыкли хладнокровно относиться к костям. хоть лучше конечно чтобы их не было — чтобы оставалось лишь темное на земле пятно. прах от татьяны вместе с головешками мы закатили палками в единственный несожженный из-под угля мешок. спустились вниз — и высыпали в
реку. отмылись от копоти заодно.
как и тогда с отцом — обратив маму и сестренку в теплый ветер на костре в ужуге — мы были с моим директором спокойными, усталыми, живыми.
вернувшись к месту сожжения — в тот самый мешок сложили пустые керосиновые бутылки.
я совсем забыл про овсянок. где они? впрочем ладно. летите в лес. живите теперь на воле. но овсянки оказались
в джипе. я улыбнулся: умницы мои..
* * *
дымить теперь не было смысла. ведь дымом мы пропитались насквозь. впервые мы закурили. в горбатове отдали сереже ножи. в ближайший контейнер выбросили бутылки. поехали удобной дорогой на ворсму. мы были обессилены. голодны. сексуально напряжены. но нам было радостно. и да — легко смертельно. едем в молочаи! едем в молочаи! помоемся и отдохнем. не поедем сегодня в нею. в густых молочаях укроемся до следующего утра. гостиница 'волжский откос' с кусочком верхне-волжского бульвара — больше нам ничего не нужно. в радио пел таркан. самую известную песню. аламадан айрылык олмаз… я подумал что он не турок — а только что сжегший свою веретеницу костромской меря. сказал об этом мирону алексеевичу — он с благодарностью
