Сейчас-то я знаю, как ошибалась. Я, мико, чьим долгом было служить Стране Тьмы, совершила тяжкое преступление, воспротивившись предначертанной мне судьбе. Я полюбила мужчину из «проклятого рода», сбежала с ним с острова и родила ребенка. Несмотря на все это госпожа не только не покарала меня, но и приблизила к себе. Благодарю тебя, госпожа, за великодушие!
2
Случилось это, когда, проснувшись от плохого предчувствия, я посмотрела на звездное небо. Где-то послышался всплеск воды — прыгнула рыба. В удивлении я обернулась и увидела, как вдалеке молния разрезала черное небо. На долю секунды стало светло: вокруг, насколько хватало глаз, плескались мерцающие волны с белыми гребнями. И хотя мы были в открытом море, меня одолело тревожное чувство, будто мы блуждаем по пустыне. Внезапно я испытала страх. Я покрепче прижала дочурку к себе, чтобы никто не смог ее отнять. Махито с удивлением посмотрел на меня:
— Что с тобой?
— Как-то неспокойно на душе, — произнесла я и неожиданно почувствовала, что мне не хватает воздуха. В недоумении я попыталась еще что-то сказать, но не смогла — что-то теплое, не иначе как руки Махито, сжимало мое горло. Сидевший позади Махито душил меня.
От боли мое сознание стало мутнеть. «Махито пытается убить меня? Разве это возможно?» Но это точно были руки моего мужа. Я сопротивлялась изо всех сил, пытаясь отцепить его пальцы от своего горла. Яёи заплакала навзрыд у меня на груди. На последнем издыхании я услышала скорбный голос Махито: «Намима, прости!»
Так я и умерла в полном, смятении. У меня не было никаких предчувствий, ничто не предвещало такого неожиданного расставания. Я слышала, как дрожал голос Махито, когда он кричал: «Прости!», я чувствовала, как на лицо мне упала слеза и как маленькие губы Яёи пытались найти мою грудь. Затем тело мое стало холодеть. Некоторое время спустя ощущения мои были еще живы, но плоть закоченела, и по мере того, как я стала разлагаться изнутри, ощущения тоже притупились.
Махито украсил мое тело перьями морских птиц и прибившимися к борту лодки бурыми водорослями, заколол волосы заколкой-шпилькой кандзаси, которую сам смастерил из рыбьих костей, и сбросил в море. Я пошла ко дну, и голова уткнулась в песок среди абсолютной тьмы. Я еще смутно что-то чувствовала, но вскоре и эти ощущения покинули меня — осталось только сознание. Рыбы понемножку отщипывали мою плоть, пока не съели почти всю. От меня сохранились только кости.
