Было что-то оскорбительное в этом уходе: так покидают гостиницу, наёмную квартиру, но не родной дом. Не по-домашнему аккуратно застелена была постель, ни мусоринки не было оставлено на полу, ни единой тетрадки, ни единого листка бумаги не лежало на столе; холодно-розовые, невыгоревшие цветы, которых годами не касался солнечный свет, виднелись на обоях в чётких прямоугольниках, оставшихся от открыток, ещё недавно висевших на стене.
Переселившись, Николай не забыл родителей. Нет, он регулярно посещал их по воскресеньям, а летом приехал погостить на дачу. Дача была всё та же, только сарай был переделан под гараж, да проведён телефон.
Елена Семёновна загорала на берегу озера, ходила в лес. Ела мало, чтобы не располнеть, и часто звонила по телефону мужу в город. Загорелая, в холщовом костюме, в марсианских дымчатых очках — от солнца, она казалась себе молодой, лёгкой, статной.
Приезду Николая она обрадовалась:
— Как хорошо, Коля, что ты приехал. У папы много работы, он сейчас объект сдаёт. Но завтра обещал быть. Приедет поездом. Ну, а как твои успехи?
После обеда Николай пошёл побродить.
Посёлок разросся, на берегу озера было людно и весело. Ивы, на ветви которой он когда-то сидел с Лёнькой, Николай не нашёл, на этом месте стояла теперь вышка для прыжков в воду.
Когда он вернулся на дачу, Елена Семёновна сидела в садике и читала Шеллера-Михайлова, приложение к старинной «Ниве».
— Знаешь, и не такой уж плохой писатель, но ни в городе, ни в селе читать его давно уже невозможно. А вот на даче идёт. У каждой дачной хозяйки непременно есть Шеллер-Михайлов. У нас ещё есть журнал «Русский паломник» за 1911 год. А ты опять за учебники?
Послышался телефонный звонок, и она встала и, легонько отстранив сына, пошла к дому, — это, наверно, Пётр звонит.
— Да, я у телефона, — ответила она в трубку. Потом, выслушав какую-то длинную фразу, спросила дрожащим голосом: — Но всё-таки не в больницу, а домой? Опасность есть? Я выезжаю.
Положив трубку, она обратилась к Николаю:
— Отец заболел. Опять с сердцем. Как, помнишь, в прошлом году. Ты залей бак, сейчас поедем.
— А опасность есть?
— Говорят, что нет. Но ведь всегда так говорят.
— Ну, положим, не всегда, — возразил Николай. — Всё-таки врачи знают, что к чему.
— Иди залей бак. И потом, знаешь, мне не нравится твоё это спокойствие.
— Если я не буду спокоен, как же я поведу машину? — ответил он, выходя из комнаты.
Когда выехали на гудронированное шоссе, Николай набрал скорость и повёл машину ровно и уверенно. Ниточки вязкого, нагревшегося за день гудрона приклеивались к покрышкам и рвались с тихим звоном; казалось, дорога поёт под колёсами; машина плыла, плавно покачиваясь, как катер.
