Но я кончаю с Александром! Я сижу на нем, извиваюсь, плавно раскачиваюсь и кончаю. Кончала! Он больше не хочет этого. Так ровно дышит — спит уже. И не хочет меня. Чтобы я была в его руках, поднимающих меня вверх, скользящим движением вниз, по себе, — так, что я верхом пиписьки провожу по самому началу его члена… вниз, на себя, глубоко… Не хочет видеть моего лица, которое — сам ведь мне говорил! — тихое, с чуть приоткрытыми глазами, и зрачки слегка сведены к носу.
Ложь все это! Ложь, что он не хочет! Он испугался?… Ужас, разве можно бояться, когда любишь? Я ни теток, ни мамок, ни бабок не боюсь. Ни милиции… А мне ведь было стыдно. Не страшно, а стыдно. Чуть ли не за ручку, как в детский садик, свела меня мама в милицию… В одной комнате детская деревянная кровать, и в ней грязный ребенок. Орет, весь в соплях. Его-то за что?! Родители, видно, пьяницы. Рядом — столик. За ним — девочка. Учебник «Родная речь». А она в нем фасоны платьев рисовала. Другая комната пустая. Стены только что выбелены. Но так их плохо закрасили, что надписи мальчиков-хулиганчиков просвечивали: «хуй», «гады».
Мать «передала» меня бабе в милицейской форме. О чем та могла говорить со мной? Поставила «птичку» в папку, и все. Тем более что я не произвожу впечатления девушки из «неудачной семьи». А может, моя-то как раз и неудачная! Девочка, со мной в школе училась, у нее мать была дворничиха, отец инвалид, алкаш, сапожник. Но она-то была отличницей. Забитой. Только у доски и отвечала, слова произносила.
Я пообещала милиционерше исправиться. В чем? Разлюбить Александра?! Выругалась матом и вышла из двора. А вряд ли бы Ольга так сделала! Она бы разлюбила, забыла… Но он-то ведь меня за это и любит! Спит он, а не любит.
Что творилось зимой со мной и с Ольгой! Мы будто боялись упустить что-то! В квартире, где мы якобы слушали музыку, мы проснулись в полдень. Домой и не подумали поспешить. В большой комнате сидел мужик в пижаме. С ним мы не ебались. Он нам кофе приготовил, экзотические напитки придумывал, музыку включил. Мы, полуголые, танцевали перед ним, а он, как хореограф, руководил нашим танцем. Был очень популярен фильм с Луи де Фюнесом «Человек-оркестр», вот мы и подражали девочкам из фильма. В ванной мы обнаружили чью-то косметику — «Ланком» — и, усевшись на мягенький кожаный диван, размалевывали себя, пока мужик рассказывал нам истории.
И противно, и интересно было. Про какую-то центровую блядь, ебущуюся с другим мужиком под дирижирование этого вот мужика. Как это он не продирижировал нашей еблей втроем?! Сначала они, мол, просто ебались, потом она сосала ему хуй. А потом — «быстренько, быстренько ее в жопу!» — как точно я запомнила его слова! — «а теперь в ротик, в ротик…» А мы с Ольгой красили глаза. Мужик в пижаме заржал: «Все зубы у нее в дерьме были! Между зубов — дерьмо!» Конец истории заключался в том, что мужик кончил ей в рот, и она, стоя на четвереньках, улыбалась.
