Александр пришел днем. Такой свежий и блестящий. Выбритый до мельчайшего волосочка, обычно оставляемого мужиками где-нибудь на шее, на яблочке. Синяя отглаженная рубашка чуть ли не хрустела. Его розовые ногти с белыми лунками заставляли меня прятать свои руки — совсем не уродливые, с длинными пальцами, но всегда с обглоданными ногтями.
Я сидела за пианино вполоборота к нему. Наигрывала одной рукой и рассказывала о медосмотре в новой школе. Он сбегал вниз. Купил шампанское. И все рухнуло. Вдруг. Все полетело в пропасть. Он выпивал за меня, за мою новую жизнь, за школу…
Я никак не могла припомнить, как же он сказал — всего минуту назад, — то ли «расстанемся», то ли «мы должны расстаться». Меня это очень мучило. Именно — как он это сказал. Я разревелась.
Встала перед ним, захлебываясь слезами и соплями, разговаривая детским голосом. Прося его, умоляя. Неизвестно даже о чем — «ну, пожалуйста, ну, Сашенька, миленький, ну, пожалуйста…» Как провинившийся ученик, теребя заусенцы, опустив глаза. И мне стыдно было. Так стыдно… А ему… жалко меня. Он прижимал мою голову к плечу, к шее. От него пахло по-новому. Он гладил меня по голове, а я шептала ему в шею, икая от слез: «Ну не бросай меня, Сашенька, пожалуйста…»
Пришла Ольга. Александр решил воспользоваться ее приходом, чтобы отвлечь меня. Стал весело расспрашивать о лете. Решил сбегать еще за шампанским. Я увидела его идущим к дверям и бросилась за ним. «Нет, нет, Саша! Нееет!» Он стал уверять, что только на одну секунду, что тут же назад. Сказал: «Ты веришь мне?» Боже мой, да. Да, я ему верю. Но как же я могу ему верить?…
Я, захлебываясь, пыталась что-то объяснить Ольге. Но что я могла ей объяснить? Она пыталась меня успокаивать. Как-то стыдясь и неумело обнимая меня. Я прижималась к ее щеке своей опухшей мордой и видела ее нежную, мягенькую мочку. Я часто дурачилась и просила Ольгу позволить поцеловать ее. И она позволяла мне… «Оолеееечкаааа…»
Мы услышали с лестницы гром его ботинок, сбегающих через три ступеньки вниз, — лифт поднимался на пролет выше. Оля пошла открыть. Я побежала к зеркалу. Как ведьма я была! Как будто и не загорала, только белые и красные пятна на лице. Я успокаивала себя, прижав руки к щекам, а они оттягивали щеки вниз. Я беззвучно шевелила губами, которые выворачивались наружу. По всему моему телу пульсировал строгий голос: «Все. Все. Все».
Шампанское! Мы праздновали?… Ха-ха! Летний роман закончен. Я буду вспоминать тебя с грустно-приятным чувством, моя маленькая девочка. А как же хвостик, корова, ослик?… Как только новая волна истерики подходила, я еще сильней затягивалась сигаретой, еще вливала в себя колкие шарики шампанского. Я подумала, что должна немедленно что-нибудь сделать. Чтобы все вернулось, как было. Будто он и не сказал ничего. Я вскочила и, прикрывая, поддерживая свой ужасный рот, как при подступающей рвоте, выбежала из комнаты…
