Любовь моя, самолеты | страница 40
Ситуация вполне позволяла плюнуть на все и прыгать с парашютом. Пожар в воздухе! Со старта это должно быть определенно видно. Машина пока управляема. Могу открыть фонарь, шибануть ручку к приборной доске, и меня, как пробку из бутылки шампанского, высадит на волю. Но я не прыгаю. Шансов на справедливость это не прибавит — поди проверь, что там накопает аварийная комиссия, когда станет рыться в обломках моего бедного «Лавочкина»?!
Высота две тысячи метров. Летное поле слева. Огонь я, кажется, сбил глубоким скольжением, а может, он сам собой прекратился. Но дым валил еще сильно. Передаю на землю по рации: «Иду на вынужденную». От сообщения подробностей воздерживаюсь, научен: язык мой — враг мой. Молчаливый летчик предпочтительнее разговорчивого.
— Что стряслось, семьдесят четвертый? — запрашивает земля.
— Полный отказ двигателя.
Стараюсь не отвлекаться, не думать о предстоящих объяснениях. Высота убывает, к сожалению, быстрее, чем хотелось бы. Решаю: не стоит тянуть на бетонную полосу, сяду на грунт, параллельно стоянке. Там не должно быть никаких препятствий.
Шасси? Подожди, рано… Щитки? Правильно, хотя и не по инструкции…
— Шасси! — заполошенно орет земля. — Семьдесят четвертый, у тебя шасси не выпущено! Как понял?
— Знаю. Успею.
Замки, на которых держатся убранные в купола ноги, открываю аварийным тросиком вручную, колеса выскочат теперь сразу. Ну, пора! Загораются зеленые лампочки. Порядок — ноги на месте. Сажусь.
Выясняется: в капоте здоровенная дыра. Головка первого цилиндра сорвана. Это она, как мне казалось, тянула за собой огонь из мотора. Дымок над двигателем еще лениво вьется и воняет обгоревшей краской.
Я счастлив! Никто не сможет упрекнуть, что это я сам, злонамеренно, свернул головку цилиндра и устроил пожар в воздухе для потехи собравшихся на земле. Дефект просто замечательный! Виновник очевиден — тот, кто перебирал двигатель в ремонтных мастерских. Так что ура!
Радовался я, однако, несколько преждевременно. За пожар с меня, действительно, не спросили, но долго выговаривали — почему я выпустил щитки прежде шасси? Сначала я пытался что-то объяснить с точки зрения аэродинамики, но, видя бесплодность этих усилий, разозлился и сказал:
— Еще древние утверждали: победителя не судят.
— Что? Это ты — победитель? — Полковник Крумпан от такой дерзости даже в лице изменился. — А кого, собственно, ты изволил одолеть? Больно умный, как Хайм Юлий Цезарь…
Правда, взыскания на этот раз полковник на меня не наложил: машина была цела, и ему не имело смысла портить отчетность лишним выговором. И на том спасибо…