Элисон потеряла счет времени, она, как ей казалось, уже целую вечность простояла, прижавшись к холодной стене Брайархерста. Ни звука, ни малейших признаков, что кто‑то пытается подкрасться к ней. Она уже почти успокоилась, но внезапный шорох вновь вывел ее из равновесия. Шорох прекратился, потом возобновился снова: шлеп‑шлеп‑шлеп; с чувством несказанного облегчения она поняла, что это дождь.
Звук падения отдельных капель вскоре слился в сплошной водопад; шелковая юбка Элис быстро промокла, по плечам потекли холодные, противные струйки воды.
Волосы, растрепавшиеся еще по дороге с бала, теперь намокли и слиплись — жуткое зрелище, если бы кто ее увидел, думала она про себя. Если уж ей суждено погибнуть от руки убийцы Джулии, то хоть поскорее бы — смерть от холода явно не лучше.
Там, на балу у Хэмптонов, она слишком уж разгорячилась из‑за ссоры со своей сводной сестрой, не успела остыть и за время бешеной скачки верхом до Брайархерста (от экипажа она отказалась — захотелось попасть домой побыстрее), но вот теперь‑то, в своем бальном платье, без какой‑либо накидки, она вдруг ощутила холодное дыхание марта.
Ей стало страшно жалко себя. Чавкание копыт по раскисшей дороге неподалеку вернуло ее к мыслям о более непосредственной опасности. Это была наверняка лошадь, на которой приехал убийца. Сердце у Элисон замерло, она еще плотнее прижалась к мокрой стене дома. Только бы он ее не заметил! А вдруг это не он, а какой‑нибудь нежданный избавитель? Элисон наклонилась, чтобы сквозь ветки кустарника получше разглядеть, что происходит возле фасада дома. Да нет, это, кажется, он — человек, который убил Джулию.
Он пытался вскарабкаться на своего коня; ему далось это нелегко, с раненой‑то ногой; наконец, вставив здоровую ногу в стремя, он перекинул другую ногу через седло. Секунда — и конь с всадником молнией вынеслись на подъездную аллею и исчезли из виду.
Слезы облегчения хлынули из глаз Элис, и она без сил опустилась прямо на мокрую землю. «Джулия!» — непроизвольно вырвалось у нее, и мысли ее вновь вернулись к сестре: она лежит там в гостиной, бездыханная… Когда Элисон стреляла в незнакомца, она уже поняла, что Джулия мертва; но сейчас, когда чувство пережитого страха немного отступило, ее вдруг охватила надежда — а вдруг она ошиблась?..
Элис вбежала в дом, оставляя за собой цепочку следов от промокших, с прилипшей землей туфелек. Джулия лежала в том же положении, что и раньше; пятно на ковре почти не увеличилось, но это явно не свидетельствовало о каких‑то переменах к лучшему — просто крови уже достаточно вытекло. Элис упала на колени, приподняла голову Джулии, всмотрелась: лицо сестры было в ссадинах. «Джулия! О Боже! Я не хотела! Прости, прости меня!» Сама того не сознавая, она говорила с мертвой как с живой, хотя было очевидно, что та уже никогда и ничего не услышит.
