Вячеслав Иванович так резко отодвинул рюмку, что она ударилась о сахарницу и разбилась. Потекло вино по скатерти, а Вячеслав Иванович не смутился, а наоборот, был рад: и что рюмку разбил, и что залил скатерть красным вином — пусть теперь не отстирается! Жена толстяка бросилась вытирать, собирать осколки.
— Одна у вас пластинка! А мои родители хорошие люди были, понятно? Честные! Шоколад с фабрики не таскали!
— Ва-ася… — протянула блокадная Туся. — Остановись. У Станислава Петровича родители умерли в блокаду. И брат.
Толстяк пытался умерить жизнерадостность.
— Тогда извиняюсь. Тогда, значит, за светлую память. Да вам и ни к чему богатые: вы сами пробились в жизни, вас самого кто хочешь в родственники захочет.
— Опять ты, Вася, — тихо сказала толстяку жена. Вячеслав Иванович отвернулся от него, демонстративно обратился к одной Александре Никодимовне:
— Я в ваш дом пришел незваный, вторгся, как говорится. И к вам со всем уважением. Потому ссориться не хочу. Но объясните вы зятю вашему, чтобы не одним приварком людей мерить!
— Ой-ей-ей! — закричал толстяк. — Сейчас ударит в праведном гневе.
— Ударить не имею права, как мастер спорта! — презрительно отрезал Вячеслав Иванович.
Вообще-то известен случай, когда за сверхмарафон дали мастера: получил Олег Лось, повезло человеку. Норм на сверхмарафон до сих пор нет, дали просто так, за активность. Потому и Вячеслав Иванович не терял надежды. Тем более набегал за год больше многих мастеров, так что имел полное моральное право. Но, увы, мастером он все же не был. Но так хотелось сейчас быть, что он почти поверил, что стал уже настоящим мастером, и презирал толстяка сразу за все — за пошлость мыслей, за расплывшуюся фигуру — презирал с высоты мастерского звания. (Казалось бы, какое значение имел ярлык: «мастер спорта»? Тренированность, фигура — все при Вячеславе Ивановиче и без ярлыка, но нет, по-настоящему утвердить свое превосходство он мог только на прочном фундаменте официального звания, — как серебряная ложка не вполне серебряная, если на ней забудут отчеканить пробу.)
— Тогда сдаюсь! — Толстяк изобразил испуг. — И повар, и мастер, — я на лопатках! Мир прекрасен, и люди все праведники. Тут еще по капле осталось, выпьем за праведников!
— Просто за хороших людей, — сказала блокадная Туся.
— Которые ничего из себя не строят, — внезапно добавил Денис. Ему тоже налили полрюмки, он выпил и заговорил. — Не люблю, когда строят из себя!
— Правильно говоришь, молодой человек! — закричал Вячеслав Иванович, искренне не понимая, что реплику можно истолковать на его счет тоже: он-то строил из себя мастера спорта.
