В такие моменты луч надежды появлялся в моей душе, ведь это могли быть наши освободители. Когда все смолкало, нам давали отбой, и мы снова приступали к своей работе, довольные тем, что на этот раз все обошлось благополучно. По радио передавали, какие города уже бомбили. Хотя мы не знали, где эти города находились, но для нас, русских, это было хорошим знаком. Мы понимали, что война идет уже на территории Германии и, возможно, нас скоро освободят. Человек ко всему привыкает, привыкли и мы к тревогам. Но как-то раз завыла сирена воздушной тревоги, а через десять минут снова, потом третий раз. Это означало, что бомбить будут именно нашу местность. Все немцы побежали в бункер, а мы только успели попадать на землю, как сирена стала выть непрерывно. Тогда нас погнали в бункера вместе со всеми. Там были и конвоиры, и пленные. Просидели мы в бункере четыре часа. Все это время где-то рядом непрерывно рвались бомбы. Когда мы вышли из бомбоубежища, все вокруг полыхало. Было три часа дня, но густой дым так покрыл все небо, казалось, наступили сумерки. Ясно было, что бомбили целенаправленно, от нашего завода ничего не осталось, одни развалины. Нас отвели в казармы, ко всеобщему удивлению они уцелели под таким обстрелом. Там находились пленные, которые работали в ночную смену.
Во время бомбежки их отвели подальше от казарм и расположили под открытым небом. В этот день нас не кормили, а на следующий день перевели в другое отделение Бухенвальда. Больше нас на работу не водили, завод был полностью разгромлен. Отдыхаем, даже надзиратели успокоились, никто не размахивает нагайкой. Ходим по всему лагерю свободно, даже в запретную зону можно, вернее сказать, наша зона, где жили русские, была запретной. Ведь всем остальным разрешалось общаться между собой и только с русскими нельзя. Зона, где жили люди всех национальностей, не была изолирована, но нам, русским, туда ходить запрещалось и только сейчас на это не стали обращать внимания. Все стали равные. Каждый в душе лелеял надежду на скорое освобождение, мечтая, что американцы еще с десяток городов уничтожат и будет конец войне. Прошла неделя.
Ожидали, когда вернут нас в главное отделение Бухенвальда. Неизвестность сильно тяготила, по лагерю пошли всякие слухи и предположения. Запас продуктов был на исходе, наш дневной паёк, и без того очень маленький, теперь разделили на два дня. Как и раньше нас два раза в день кормили, но суп стал еще жиже — одна вода. Сил почти не было, благо на работу не гонят, в основном лежали на нарах. Все больше волновал вопрос, почему нас не увозят в главный лагерь. Понятно, что такую массу народа не легко перевезти, но и здесь мы тоже были обречены на голодную смерть. А может, про нас уже забыли?
