Заходит он однажды в магазин. Людей полно, ожидают хлеб, должны подвезти. Обращается к продавцу:
— Хозяин, дай мне вожжи.
«И зачем это ему вожди?» — подумал продавец.
— Сейчас, сейчас, Иванушка. Тебя что, сам председатель колхоза Иван Иваныч прислал? Ты в контору их понесешь или в сельсовет?
— Да нет. Прямо в конюшню оттарабаню.
Продавец посмотрел на него и решил, что вышел указ вешать портреты вождей даже в конюшнях.
— Выбирай. Это гений Ленин, Ильич.
— Нет, не этот.
— А это Сталин Иосиф Виссарионович.
— Нет, нет, не то.
— Тогда это Каганович, это Ежов, а это Сергей Миронович Киров, которого троцкисты недавно убили.
— Продавец, что ты даешь. Этих всех надо вешать, а мне нужно то, что зануздывать.
Здесь продавец понял, что ему не вожди нужны, а вожжи.
Купил он вожжи и говорит:
— А этих вешай сам, — кивнул в сторону портретов…
И ушел.
В магазине начались шутки. Какой-то незнакомый мужчина, на которого раньше никто не обратил внимания, спросил об Иване, кто он и где работает, записал что-то на бумажке. А когда судили конюха, то этот незнакомец был свидетелем. В деревне его называли шпионом.
Вот он и дал показания, что конюх собрал в магазине народ и уговаривал перевешать всех вождей. Зачитали приговор, что он изменник Родины, с группой односельчан делал тайный заговор на правительство и угрожал перевешать районное начальство. Окончательно никто не понял, дали ли ему десять лет, или расстрел. С тех пор никто ничего не слышал о нем.
Я решил, что меня прикрепили к наблюдателю — шпиону Тимофею.
— Будем знакомы, Тимофей.
— А меня зовут Грыць. Разрешите мне вас звать дядя Тима?
— Хорошо, зови. А я тебя буду звать Гриша. Согласен?
Я кивнул головой в знак согласия. Лицо его отразило какую-то боль, и он тихо добавил.
— У меня был сын Гриша.
В этот день дядя Тима был печальный и в разговор не вступал. Печь была в последней стадии обжига. Он все время проходил ряд своих топок, а их было шесть, чистил шлак и бросал уголь. Как только он кончал шестую засыпать углем, сразу возвращался к первой. В этот день я ничего не делал, просто наблюдал за его работой.
На лице у него была маска с красным стеклом для глаз, фартук закрывал всю грудь и до колен прикрывал от огня. Наблюдая за ним, я подумал, что у нас так и колхозная лошадь не работает.
Дядя Тима был выше среднего роста, плечист, в руках чувствовалась сила, казалось, он состоит из одних крупных костей, обтянутых кожей. Выглядел он лет на пятьдесят. Иногда, поднявши щиток на лоб, он смотрел на меня своими голубыми глазами. В этих глазах я заметил теплоту, они смотрели на меня с любовью, хотя дядя Тима ничего не говорил.
