Нет | страница 81
Полковник-связист радостно смеется, тучная дама, причастная к телевизионным ретрансляторам, улыбчиво щурится, гости помоложе усердно танцуют и под старинные мелодии, и с особым удовольствием под нэпманский шлягер, и под современное попурри, перемежаемое первоисточниками, тоже. Недовольна, кажется, только Нина Алексеевна.
— Не паясничай, папа, — просит она строго, но старик не обращает на нее никакого внимания! Пьяненький Фома не сводит влюбленных глаз с Алексея Алексеевича и, улучив секундную паузу, просит:
— Про гусар, Алексеевич, дай про гусар.
Алексей Алексеевич разошелся. Он заводит глаза под самые веки и расслабленно начинает:
Алексей Алексеевич вздыхает, закатывает глаза еще больше и очень тихо продолжает:
И старик вздыхает и, изменив голос, поет душещипательным баритоном:
Виктор Михайлович видит: лицо Нины Алексеевны скривилось в брезгливой гримасе, он смотрит на мать — Анна Мироновна грустно улыбается, он переводит взгляд на Фому — Фома, не таясь, плачет.
Алексей Алексеевич поднимается с круглой винтовой табуретки, утыканной медными тусклыми пупырышками, и вид у него помолодевший, довольный…
Потом среди собравшихся произошла какая-то перегруппировка, и Виктор Михайлович оказался на диване. Рядом сидела Нина Алексеевна, подле нее — сравнительно молодой, очень серьезный мужчина в больших очках и строгом черном костюме, тут же была Ксения Дмитриевна, невестка Алексея Алексеевича. Остальных Виктор Михайлович не запомнил.
И снова разговор завертелся вокруг литературы. И снова дирижировала Нина Алексеевна.
Виктор Михайлович твердо решил не ввязываться и при первом же удобном случае отрулить в сторонку. Но Нина Алексеевна вызвала огонь на себя:
— Мне очень жаль, что среди нашей интеллигенции не принято читать и всерьез обсуждать критические статьи. Это считается чуть ли не дурным тоном. А между тем тот же Бушуев дает такой простор для размышлений, споров, для углубления… Вы не согласны, Виктор Михайлович?
Лобовой атаки Виктор Михайлович не ожидал.