Человек против Бога | страница 39
Возможно, такова понятная реакция на исключительно литературный и утилитарный подход либерализма и реализма к таким сферам, как искусство и религия, которые говорят на языке, мало похожем на прозаический язык науки и бизнеса. Чтобы критиковать их с полным правом, нужно знать их язык и знать, что они пытаются сказать. Одно совершенно очевидно: они пытаются сказать нечто. Вообще все, что делает человек, имеет смысл, и любой художник или мыслитель стремится передать что-то в своем произведении. Если же будет сказано, что произведение не имеет смысла, что в нем есть только желание выразить «дух века сего» или что вообще нет никакого желания что-либо передавать, то это-то и будет иметь смысл, и весьма зловещий, который не сможет не заметить компетентный критик. К сожалению, задачу критики сегодня отождествляют с задачей апологетики, что весьма показательно. Общепринято мнение, что роль критики заключается только в том, чтобы объяснить непросвещенным массам «новое вдохновение» «творческого гения» [17]. Так место активного понимания занимает пассивное «восприятие», а место мастерства занимает «успех», в том смысле, насколько успешно удается «гению» воплотить свое же собственное намерение.
В соответствии с новыми критериями, Гитлера на определенном этапе также можно было бы отнести к «преуспевающим», покуда «дух века сего» не доказал его неправоты. Авангард и его попутчики-гуманисты ничего не имеют против большевизма, кроме того, что, в отличие от национал-социализма, который был «экспрессионистским» и «волнующим», большевизм прозаичен и реалистичен.
Но, может быть, самым ярким свидетельством того, что гуманизм заражен инфекцией витализма, является его странная аксиома, одновременно романтическая и скептическая, гласящая, что «любовь к истине» никогда не кончается, потому что никогда не может быть удовлетворена, и вся жизнь есть постоянный поиск того, чего нельзя найти, постоянное движение, при котором нет и не должно быть места отдыху. Изощренный гуманист очень красноречиво может описать этот новый основной принцип всех научных академических исследований как осознание «временной» природы всякого знания, как отображение никогда неудовлетворяющегося, вечно любознательного человеческого разума или как часть таинственного процесса «эволюции» или «прогресса», но настоящий смысл данной точки зрения очевиден: она представляет собой последнюю попытку невера спрятать свое отречение от истины за туманом благородной риторики и в то же время подменить искреннюю любовь к истине мелким любопытством. Теперь самое время сказать, что, подобно своему аналогу — похоти, любопытство никогда не кончается и никогда не находит удовлетворения. Но ведь человек был создан для чего-то большего, чем это. Он был создан, чтобы подняться над любопытством и похотью до любви и через любовь достичь истины. Это истина человеческой природы, но, чтобы ее осознать, нужна некоторая простота. Интеллектуальная поверхностность современного гуманизма столь же далека от подобной простоты, сколь далека она от истины.