С точки зрения обороны, ситуация была хуже не придумаешь. Значительная часть крымских населенных пунктов сосредоточена на практически неохраняемом и весьма протяженном побережье. Почти все оно было в пределах досягаемости ночного морского перехода от турецких берегов. Так что его фантазии о турецкой лайбе неизбежно станут реальностью в ближайшее время. И что тут прикажешь делать? Как десятком вертолетов и кораблей и несколькими батальонами необстрелянных солдат прикрыть почти тысячекилометровое побережье?
Тут было о чем подумать.
— Ну что молчишь, крымский воевода? Как отбиваться будем?
Семен молча и сосредоточенно тушил в пепельнице сигарету. Курил он редко. Матвей молча смотрел, как Бобков сперва аккуратно прижал огонек к стеклянному донышку, потом стараясь не нарушить геометрии окурка начал потихоньку утрамбовывать кончик сигареты, добиваясь, что бы он превратился в идеальный белый цилиндр, окаймленный траурным, темно-серым ободком. Закончив процедуру, Бобков осторожно положил его на блюдце и, смотря в сторону моря, спросил:
— Смотря по тому, что ты хочешь получить в итоге. Можно всех свезти в города и засесть там, как при осаде. Можно сходить на поклон к Гордиевскому, чтоб дал людей и технику. Валерий Палыч не откажет… Много чего можно…
Матвей вторично, за это утро поежился, представив обнесенный «колючкой» и крепостными валами Севастополь, вооруженное ополчение, толпы беженцев, плачущих детей и испуганных женщин. Брр…
Вариант второй — пойти на поклон к командующему. Это означало расписаться в собственном бессилии. Поиграли мальчики в политику на полянке, а как запахло жареным, сразу к мамке, «под крыло».
Нет. Впрягся — тяни. Матвей всегда знал, что руководитель отвечает за всех. Но последние годы, он привык к мысли, что в основном это означает ответственность за благосостояние людей и их будущее. Оказывается, кроме благосостояния, иногда приходится отвечать и за выживание. В буквальном смысле. Не за то, как люди будут жить. А за то, останутся ли они вообще, живы. И кто именно. Нет, он понимал все это и раньше, но это понимание всегда находилось где-то с краю. Понимать это — одно, осознать — иное. В это утро Матвей осознал. И глубоко задумался.
Семен молча ждал. Две войны — хорошая школа жизни. Такой выбор там проходили многие. И он, и остальные. Кто-то неосознанно, почти мгновенно. Кто-то, когда давала шанс ситуация, медленно и обдуманно, как сейчас. Молодые, зеленые сержанты и лейтенанты, опытные полковники и майоры, впервые поставленные лицом к лицу с необходимостью взять на себя ответственность за решение и немедленно ответить за него, зачастую по полной, вплоть до чужой и своей гибели, либо ломались, либо становились теми, кого требовала ситуация.
