Чаплицкий бросил насмешливо:
— А тебе их, Тиша, жалко?
Муратов с жаром возразил:
— Не-е! Чего их жалеть! Это им только помстилось, будто все — всем стадом, значит, — могут сладко есть да пить. Не было так никогда и не будет. Звереют они, однако. Боюсь, конец нам всем, ежли избавление не придет.
— Вот я и пришел, чтобы мы вместе приблизили час избавления, — серьезно сказал Чаплицкий.
— Мы с братом всегда готовые, — твердо заверил Тихон.
Чаплицкий остро сощурился:
— И в случае беды Чека не испугаешься?
Тихон махнул рукой:
— Э, пустое… в писании сказано: «Не по своей воле ты создан, не по своей воле ты родился, не по своей воле ты живешь, не по своей воле и помрешь…»
Тихон истово, торжественно перекрестился, глядя на угол, где раньше висели образа.
Чаплицкий встал, обнял его, троекратно расцеловал. Подумал, сказал:
— Большевички, Тихон, хотят, как говорили древние люди, — «Агнаэ эт игнис интердикцио, хок эст эксилиум» — запретить нам пользоваться огнем и водой…
— Это как? — не понял Тихон.
— Ну, изгнать нас. А еще лучше — совсем изничтожить. Только хрен у них это получится. Так что, давай к делу, Тиша.
— Слушаю, Петр Сигизмундович!
— У тебя здесь место людное, на юру, много людей шастает. Место — лучше не надо! Здесь у нас будет и штаб, и арсенал, и сборный пункт верным людям.
— А что мыслишь себе, Петр Сигизмундович?
— А мыслю я вот что. Среди людишек — голод, тоска, брожение. За весну-лето дожуют остатки продовольствия, уже и гуляша из тюленины не получишь — ни за какие деньги. Так, нет?
— Так точно.
— Ну, вот большевики и хотят морским проходом пригнать сюда сибирский хлебушко. Если мы им это поломаем, к осени начнут жрать друг друга — им из Центра везти не на чем… Да и нечего… Тогда и крикнем восстание по всему Северу. Все на него поднимутся!
Тихон раздумчиво кивнул:
— Дай-то, господи! А Англия как?
— Поможет.
— Ну, с богом! С богом! Прошу вас к столу…
Стол, будто скатерть-самобранка, был уже уставлен дорогими яствами, совсем, кажется, позабытыми напитками. Тихон откупорил бутылку нежинской рябины на коньяке, принялся разливать по рюмкам.
Чаплицкий, обняв его за плечи, спросил со смехом:
— Тиша, помнишь, как мы с тобой по документам серба Ясковича отправляли за границу Александра Федоровича Керенского? Дурня этого?..
— Как не помнить! А что?
— Глупость сделали, надо было его повесить.
— А что — мешает, нешто?
— Да нет, просто было бы приятно вспомнить!
Тихон захохотал:
— Это уж да! Это уж точно!
