Думаю, нам пора оставить Лизу именно здесь — впереди у неё ещё много длинных дней, наполненных осторожными движениями и взвешенными словами. Как бы ни закончилась эта история, нет нужды беспокоиться о ней — может быть, он вернётся, привезёт обратно все свои рубашки и снова будет спать рядом с ней, тесно прижавшись, согревая её шею своим дыханием, и вполне возможно даже, что он не захочет больше никуда уходить от неё, и она будет смотреть, как он стареет, проводить пальцем по его лбу в том месте, где волосы начинают редеть, в ожидании дня, когда можно будет распустить свою армию по домам. А может быть, не дождавшись этого дня, Лиза оставит его сама, отмахнувшись от его уговоров, не слушая упрёков, и уйдет, и освободится. Будет ли она после этого счастлива? Возможно, что не будет. Но она, наконец, будет спокойна.
По пути на кухню за чистыми бокалами Саша чуть скашивает глаза и сквозь балконную дверь видит тёмный силуэт мужа и рядом с ним, чуть ближе к свету, Алисину невысокую фигурку, они стоят на балконе и курят — единственные, кто за последний год не поддался всеобщему стремлению к жизни без сигарет, и теперь их обоих во время застолья всякий раз изгоняют из-за стола, даже в ресторанах им приходится выходить на улицу — большинством голосов теперь выбираются стерильные некурящие залы, где на столиках вместо пепельниц маленькие бесполые букетики и где они ровно спустя четверть часа ловят друг друга взглядом, одновременно встают и начинают пробираться к выходу — часто случается, что под конец вечера они перебираются на улицу совсем — Алиса сидит в платье прямо на краю тротуара, заталкивая окурки в канализационную решётку, в его пиджаке на плечах, время от времени он скрывается внутри и выносит ей коктейли.
Все привыкли к этой их отдельности настолько, что даже перестали шутить по этому поводу. Открывая дверь, Саша говорит — ну наконец-то, сколько можно опаздывать — все собрались, но он без тебя такой скучный, за сорок минут не произнёс ни слова, и — ему — приехала твоя собутыльница, давайте только без конкурсов в этот раз, ладно, в прошлую пятницу залили весь стол своей текилой, побили рюмок, мы вас еле растащили по кроватям; спустя несколько часов Алиса кричит ему через стол — вот! да! эта песня! ты знал! — и он вскакивает и делает погромче, заглушая разговоры, а она торопливо, цепляясь чулками, выбирается сквозь чужие ноги танцевать, муж её при этом разводит руками, улыбаясь, и говорит — ну пока, дорогая, и все смеются; ещё часа через три — кто-то уехал, кто-то, зевая, ждёт такси в гостиной, а они вдвоём сидят на кухне и стучат маленькими текильными стаканчиками, громко крича — пять! шесть! — и Саша просовывает голову в дверь и говорит ему — да тише вы, разбудите Катьку, он тихонько стукает рюмкой по столешнице и шёпотом говорит — семь, и потом, громче — эй, ты не выпила! — и Алиса смеется — заметил, наконец, я уже третью пропускаю, как ребёнок, ей-богу.
