«Похоже, что Лев Давидович таким образом цену себе набивает? Иначе, какой смысл в отказе? Очень подозрительно», — Владимир Ильич подошел к заиндевевшему окну и несколько минут всматривался в хитросплетения морозных узоров на стекле. За окном наступал вечер. Ленина не покидало ощущение, что он упустил нечто очень важное. С Троцким действительно произошло нечто из ряда вон выходящее, такое, что практически кардинально изменило саму сущность того Лейбы Давидовича Бронштейна, которого Владимир Ильич прекрасно знал и в достаточной мере ценил. В последнее время некоторые товарищи отметили, что Троцкий сильно изменился. Прежде всего, это стало заметно на митингах. Дзержинский, присутствовавший на одном из них совсем недавно, рассказал Владимиру Ильичу, что форма проведения выступления Льва Давидовича осталась практически без изменений, а вот содержание изменилось. Гениальный оратор Троцкий куда-то пропал, а на его месте остался, бесспорно, блестящий агитатор, но не более того. Еще Феликс Эдмундович отметил, что аргументы, которые Лев теперь приводит в своих выступлениях, убийственны по своей убедительности. Раньше Троцкий воздействовал как психолог-манипулятор на простые эмоции людей, сейчас же слова Трибуна Революции затрагивают самую глубину души, переворачивают самые потаенные пласты сознания, начинают поднимать что-то извечное, действительно народное. Ленин подумал о законе сохранения энергии и пожал плечами. Видимо, так и должно быть. Люди либо растут над собой, над обстоятельствами и своим «Я», либо их время уходит, и в них перестают нуждаться. Владимир Ильич повернулся к ожидавшему телеграфисту и продиктовал:
— Отличная мысль, товарищ Троцкий! Прекрасная! Я обязательно обдумаю ваше предложение. Вы тоже подумайте еще раз о посте Председателя ВЦИК. Мое предложение остается в силе.
В Златоусте Лев Давидович прочитал сообщение Вождя. Телеграфная лента, которую Троцкий держал в руках, была сырой от пота. За время диалога с Ильичем Лев взмок настолько, что руки стали мокрыми. Он чувствовал, как по спине ручьем стекает пот, жалел о том, что оделся так тепло, и думал, как предложить кандидатуру Сталина на пост Секретаря ЦК. Необходимо укреплять как его авторитет, так и собственные позиции, а без аппарата управления это совершенно невозможно. Случай, вроде как, подходящий, а в таком деле лучше раньше, чем позже.
— Отвечайте, — юзист вновь приготовился отстучать сообщение. — Товарищ Ленин, мое место сейчас на фронтах. В том случае, если Центральный комитет партии и вы лично будете настаивать на моем назначении — приму на себя эту должность. В противном случае — откажусь, так как с моей стороны станет трусостью бросить ответственный участок работы, даже ради повышения. Партией на меня возложена важнейшая задача обороны Республики Советов и строительства нашей армии. Настоящий большевик не может, не имеет права оставить важнейший пост, не выполнив свой долг перед народом и партией до конца. Это моя принципиальная позиция, Владимир Ильич.
