Стальной лев революции. Восток | страница 63



Владимир Ильич скривился от промелькнувших в голове мыслей, как от зубной боли. В сложившейся политической ситуации идиотское решение Уральского совета о расстреле царской семьи в итоге оказалось на руку большевикам, так как играло против их врагов. У противников просто не оказалось знамени, вокруг которого они могли хотя бы на краткий срок объединить свои силы. С наследником престола даже в изгнании можно договариваться или ставить ему какие-то условия. В сложившейся ситуации говорить о чем-то просто не с кем. В России начала 1919 года только один человек пользовался бешеной популярностью — Ленин. Политической фигуры его весовой категории у противников нет. Каждый из множества врагов тянул одеяло на себя, в то время как большевики сплачивали ряды. При этом Ленин понимал, что все происходящее — только отсрочка. Своим «Декретом о земле» он только выиграл время до того момента, пока не закончатся организованные попытки предыдущих владельцев вернуть свою земельную собственность. Крестьяне пока терпели. Конечно, они возмущались продразверсткой, мобилизациями и дезертировали при каждом удобном случае, но до серьезных антибольшевистских выступлений пока не доходило. Деревня понимала, что другого пути нет и для того чтобы получить, необходимо что-то отдать.

«Пока они понимают момент, а что будет дальше, после того как ситуация изменится?»

Вождь мирового пролетариата еще некоторое время расхаживал по кабинету, размышляя над информацией, полученной от крестьянина-ходока. Ничего путного, кроме продразверстки и политики «военного коммунизма», в голову не приходило.

Внезапно заныла левая рука, и Владимир Ильич принялся массировать предплечье. Боли в руке усиливались, и Ленин, чувствуя приближающийся приступ, присел за рабочий стол.

Прикрыл глаза в ожидании пытки…

Единственной, оставшейся в голове, мыслью было:

«Только не закричать…»

Приступ, продолжавшийся несколько минут, отгородил вождя от окружающего мира…

На какие-то мгновения стало мучительно больно…

Когда, наконец, отпустило и глаза, подернутые пеленой слез, открылись, он подумал:

«Хорошо, что никто не видел».

Вновь прикрыл веки, уже отдыхая. Расслаблено откинул голову назад. Боль унялась.

Через пару минут, придя в себя, Владимир Ильич уже осмысленно открыл глаза и, немного помассировав виски, заставил себя вернулся к работе.

Первое, что он увидел, была его собственная резолюция Сталину на бумагах покойного Якова Свердлова.

«Пусть Коба сам думает. Это его вотчина. Свердлов переборщил с террором, но и с казачеством необходимо что-то решать, — Ульянов-Ленин усмехнулся. — Заодно посмотрим, что по этому поводу думает Троцкий… Однако, как они спелись-то?»