Этот третий план Клаузевица свидетельствует об учете политической обстановки и об отсутствии догматизации им наполеоновских приемов сокрушения как пригодного во всех случаях рецепта ведения войны и вместе с тем характеризует, как и первые два, его политику борьбы с революцией.
Из своего затворничества Клаузевиц вышел за год до смерти, в августе 1830 года. Июльская революция во Франции, крайне обострившая положение во всей Европе, заставила прусского короля подумать о том, кому вверить командование прусскими войсками в случае войны против Франции или близкой к восстанию Польши. Реакционные генералы не имели никакого авторитета и были явно непригодны. Способности и авторитет были у отброшенных в оппозицию генералов — Гнейзенау и Грольмана. Грольман был моложе и очень талантлив, но Гнейзенау был более сговорчивым, и имя его звучало более громко в широких массах. Выбор остановился на Гнейзенау. Последний не мог обойтись без Клаузевица в роли начальника штаба.
В августе 1830 года Клаузевиц был назначен начальником 2-й артиллерийской инспекции в Бреславль; около Бреславля жил в своем имении Гнейзенау, и Клаузевицу было поручено уговорить его согласиться командовать прусской армией против Франции, если развитие революции приведет к войне. Клаузевиц это поручение выполнил, и зиму 1830–1831 года провел с Гнейзенау в Берлине, где происходили совещания с военным министром, известным нам уже по Кобленцу фон-Гаке и начальником генерального штаба Краузенеком. Это новое назначение Клаузевица и объясняет составление им второго и третьего планов войны с Францией, приведенных выше.
Между тем обстановка изменилась: жгучая опасность стала грозить Пруссии не со стороны Франции, а со стороны Польши. В феврале 1831 года русская армия под командованием Дибича была отражена поляками вблизи Варшавы, под Гроховым. При конечном успехе поляков можно было ожидать восстания и в польских землях, вошедших в состав Пруссии: польское население было взволновано в крайней степени; при успехе же русских войск, которые перешли в новое наступление севернее Варшавы, польская армия, возможно, отошла бы на прусскую территорию и попыталась пробиться через Богемию во Францию. В виду этого Гнейзенау в начале мая 1831 года отправился в Познань для командования прусской обсервационной армией на польской границе; Клаузевиц поехал с ним как начальник штаба.
Созерцательная жизнь Клаузевица была таким образом прервана; положение его как человека, чуждого прусскому государству, начинало сглаживаться, но Клаузевиц был уже на пороге смерти и к своей теоретической работе больше не приступал: уезжая в Бреславль в августе 1830 года, он запечатал свои рукописи в конверты и больше их не раскрывал. Гнейзенау было семьдесят лет; штаб считал его еще молодым, но Клаузевиц расценивал его как старика, лишенного твердости и пыла, — качеств, которыми он был полон в годы освободительной войны.
