— Братья, что ли?
— Да не, каки братья. Я к Степану охраной приставлен. Ничаво и знать ня знаю.
— С каким делом шли? К кому?
— Так era нам неизвестно, вы яво спроситя. Чаво со мной–та, я человек маленький.
— И с него спросим, — зловоще сказал Сибирцев. — И с тебя три шкуры спустим. Это я вам обоим обещаю. Вот из–за таких, как твой Степак, все наше благородное дело рушится, это за ваши зверства нас мужики ненавидят. Ох, не завидую я вам, когда придет полковник, нет, не завидую. Он и не таким языки развязывал.
Страх наливался в глаза Ивана Зеленова. Оттого, что никак не мог он взять в голову, к кому попали они — к чекистам или к своим, но каким–то странным: бьют, пугают, стращают, чего–то требуют, а чего — непонятно. И главное — за что?
— Кто вас послал? Ну, вспоминай!
Решил Зеленов, что лучше говорить правду. Уж больно ретивый да сердитый оказался их благородие. Ишь как Степака–то разделал, тот, бедняга, враз скукожился, и не хрюкнул даже. Кровавой соплей умылся. Нет, лучше правду. Тем более, что когда посылал гонцов ихнее благородие господин капитан Черкашин, тоже предупреждал, чтоб хозяину шибко не перечить. А кто он и как зовут — не сказал. Сказал только, что его приказ закон. А он, вишь ты, полковник, оказывается. И ежели у господина полковника такие вот на подмоге, то каков же сам–то!.. А велел господин Черкашин сказать, чтоб хозяин то оружие, что у него хранится, быстро, и к завтрему, перевез в Зимовский лес, там его ждать будут, а где, он знает сам.
— Еще что?
— Ета Степаку сказать велели вашему хозяину. Чаво — ня знаю.
— Ладно. Подождем, когда сам вернется.
Тупик. Дальше все будет зависеть только от Званицкого. Немного сказано, но и это важно. Где он, Зимовский лес, местные наверняка знают. Ну вот, будет им работенка. А теперь с этими.
Не давая возможности гостю опомниться и прийти в себя, Сибирцев распорядился быстро. С кухни вызвал перепуганного деда, поправил в его руках винтовку и сказал:
— Так держи, Егор Федосеевич, — при этом он грозно передернул затвор. — Ежели шевельнется, сразу стреляй. Я сейчас.
Он отодвинул в сенях бочку, убрал половик, выдернул доски и спустил в подвал Степака. Потом загнал туда же Зеленова.
— Смирно сидеть. Голос услышу — убью!
После этого закрыл лаз и сверху на доски накатил бочку. Все, не выберутся.
Дед по–прежнему держал винтовку наперевес, испуганно отстраняясь от нее всем телом.
— Давай сюда. Кончено. Отдыхай. И гляди мне, никому о гостях ни–ни. Понял?
