Голубые пески | страница 29



- На огонь забежал, думаю, скучно старику. Почитать попробовал, а в голове будто трава растет... Вас - полная компания. Не помешал?

- Гостите, - сказал Кирилл Михеич.

Запус поглядел на него и, убирая смех, - надвигая неслушавшиеся брови на глаза, проговорил торопливо и весело:

- Здравствуйте, хозяин. Я вас не узнал - вы... будто... побрились?

Старик хлопнул себя по животу.

- Ишь... я то же говорю, а он не верит...

Запус, указывая подбородком на Артюшку, спросил:

- Это новый работник? Ваш-то к нам на пароход поступил.

- Новый, - ответил неохотно Кирилл Михеич.

Артюшка пригладил реденькие, по каемочке губ прилипшие усики и сказал:

- Пале!

- Он по-русски понимает?

- Мало-мало, - ответил Артюшка.

- Из аула давно?

- Пчера.

- Степной аул? Богатый? Джатачников много? А сам джатачник?

- Джатачник, - раздвигая брови, ответил Артюшка.

- Чудесно.

Запус, перебирая пальцы рук, часто и бойко мигая, огляделся, потом почему-то сел по-киргизски, поджав ноги на постланную постель Артюшки.

- Я с тобой еще говорить буду много, - сказал он. - А ты, старик, не сказки рассказывал?

- Нет. Не учил, парень.

Запус вытащил портсигар.

- Люблю сказки. У нас на пароходе кочегар Миронов - здорово рассказывает. Этому, старик, не научишься. А карт нету?.. Может в дурака сыграем, а?

- Карты, парень, есть. Не слупить ли нам в шестьдесят шесть?

Запус вскочил, переставил со стола чайники и чашки. Ковригу хлеба сунул на седло, сдул крошки, чайные выварки и выдвинул стол на средину.

- Пошли.

- Садитесь, - сказал он Кириллу Михеичу. Тот вздохнул и подвинул к столу табурет. Артюшка захохотал. Запус взглянул на него весело и быстро объяснил Кириллу Михеичу:

- Доволен. Инородцы очень любят картежную игру, - также пить водку. Я читал. Жалко водки нет, угостить бы...

Кириллу Михеичу не везло. В паре против них были Поликарпыч и Запус. Поликарпыч любил подглядывать, а Запус торопился и карты у него в руках порхали. А Кириллу Михеичу были они тяжелее кирпича и липки как известка. Злость бороздила руки Кирилла Михеича, а тело свисало с табурета мягкое и не свое, как перекисшая квашня...

"Шубу" за "шубой" надевали на них. Поликарпыч трепал серую бороденку пальцами, как щенок огрызок войлока, и словно подтявкивал:

- Крой их, буржуев!.. Открывай очки... крой!..

У Запуса желтой шелковинкой вшивались в быстрые поалевшие губы - усики. Как колоколец звенели в зубы слова:

- Валяй их, дедушка! Не поддавайсь...

А завтра день, может быть, еще хлопотней сегодняшнего. Запус донесет или возьмет сейчас встанет и, сказав: - "что за подозрительные люди", арестует. Ноздря ловила горький запах конского пота с седел; коптящая лампа похожа на большую папироску.