- Извините, - сказала Люба и приобняла Славку за плечи.
- Это мой младший братишка. Он у вашего Виталия куртку оставил, такую джинсовую. Где оставил то? - строго спросила она у Славки. - Где тир, что ли был?
Мать даже изменилась в лице.
- Да нет! Мы… Нашему Виталику чужого-то не надо! И отец у нас, слава богу… Пойдемте-ка! - Она повела их на задний двор. В свете падавшем из окон, нашла ключ на гвозде вбитом в березу, открыла мастерскую включила свет.
- Удочки! - сказал Славка.
- Ты куртку смотри! - будто строго сказала Люба. И увидела на верстаке в ящике железную трубку с… мушкой на конце. А вот и рукоятка вместе со спусковым крючком. - Что это? - спросила Люба у матери.
- Железки его! - ответила та удивленно.
Н-да! Вот и пожалеешь, что начала осмотр таким полузаконным способом.
- Нету куртки-то, Слава?
Славка поднял, что то чего Люба не заметила, протянул ей… малокалиберные патроны! Люба повернулась к матери
- Да у вас тут целый военный склад!
- Я не понимаю! Может я позову мужа?
Лучше сейчас, чем потом, подумала Люба тяжело будет, но лучше сейчас.
- Да, зовите! - сказала она.
Иван Витальевич явился в домашних тапочках, в свободных домашних штанах, но «поверху» в парадном пиджаке. Хороший пиджак придает мужчинам определенного сорта уверенность. Строго сказал:
- Прошу прощения!
- Капитан милиции Марьина! - ответила Люба. Протянула отцу полусобранный пистолет и патроны.
- что? - спросил Свинцов-старший, сердито глядя на жену, потому, что надо было на кого то смотреть сердито. - Опять старая история? Ты мне говоришь- куртка!
- «Старая история» была отобрана у него три года назад. А это новая история! Вы все же не знаете где сейчас ваш сын?
Иван Витальевич смотрел на Любу соображая, чем ему это все может грозить, насколько ему стоит бояться лично Любы и насколько законно все, что здесь Происходит.
- Так. Понимаю вас, - сказал он наконец. - А, что если мы поговорим обо всем этом завтра?
- Есть подозрение, что у вашего сына боевой револьвер.
Иван Витальевич покраснел, словно минуту или две до этого ему не давали дышать. А мама (теперь Люба уже не могла думать про нее «мать») вдруг сразу потерялась. Мучение было на лице ее. И по мучению этому быстро текли слезы словно старались догнать одна другую:
- Виталий ничего дурного сделать не мог! Я мать понимаете. И куртку мы вернем любую!
Самому бы Градусу умереть, до этого не додуматься… А Усач привел его в микрорайон. Так называлось в Скалбе место где далеко отодвинув лес заняв, бывшие колхозные пашни, встала добрая сотня каменных домов - пяти- семи- двенадцатиэтажных… Какой там микрорайон! Новый город!
