Мы обежали цех, проникли внутрь. Электромоторы исправно работали, огромный каток проволоки разматывался, а там где должна наматываться сетка — намоталось столько, что, всю деревню можно было огородить забором в три слоя. Какой — то мужик в углу, размахивая топором, остервенело рубил двухдюймовую металлическую трубу, внутри которой проходил электрический кабель.
— Смотри — крикнул мне Мишка и показал на наматывающийся рулон сетки. Изнутри вверх взималась и крутилась вместе с рулоном в изящной позе рука. Поза руки напомнила заключительное выступление чемпиона — фигуриста, который после каскада фигур: тройной аксель — тройной тулуп, подняв вверх, правую руку, исполнял заключительное — тройная юла с двойным загибом. Если бы не скрюченные, прокуренные пальцы и не ногти, под которыми таился кубометр земли, я бы так и понял, что это фигурист.
Наконец, в углу цеха, где мужик в исступление махал топором, после рёва — Да я тя, мля…! — что то бухнуло, брызнули искры и вырвался дым. Мужик выронил топор и отскочил, машины тут же замерли, и гул прекратился. Перерубил, значит?!
В цех влетели еще трое работяг, во главе с электромонтером Парфёнычем. Действовали все молча, слаженно и уверено. Мы с Мишкой бросились помогать. Пока один из мужиков специальными ножницами перекусывал проволоку, Парфеныч с надеждой крикнул в Рулон
— Живой, Артамоныч?!
Из рулона донесся какой — то кошачий шип.
— Живой — обрадовался Парфёныч. — Мужики, кладем рулон к дверям, чтобы размотать, значит.
Навалились, рулон, шипя изнутри, медленно повалился на пол. Мы потихоньку стали его толкать, разматывая, к воротам. Ну, вот, уже и ворота давно позади, уже размотали метров семьдесят, но в нем еще оставалось достаточно много отменного забора. Докатили до косогора на берегу реки, остановились передохнуть. Рулон, наконец, уже стал полупрозрачен. Изнутри показался силуэт Артамоныча в позе фигуриста. Вернее, только правая рука напоминала у него позу фигуриста, левая была прижата к туловищу по стойке 'Смирно'. Все закурили.
— Живой, значитца, Артамоныч? — уже веселее повторил колхозный электрик, норовясь присесть на рулон
— Ятеблля, п — ш — ш — ш — ш — ш… — донеслось изнутри.
— Да что я, виноват, что ли!? — расшифровав как — то слова намотанного и вскочив на ноги, стал оправдываться электрик. — Вы же сами мне все уши прожужжали, — выбивает, выбивает… Вот я поставил, чтобы не выбивало. Откуда мне было знать, что оно пригорит!? Ведь сто раз говорил, не трогайте рубильник на кухне! Не трогайте рубильник на кухне!..
