— Чего вы его опять приперли? — недовольно повернулся палач в сторону своих помощников. — Что, снова у него приступ склероза? Второй день таскаете его туда — сюда… Работнички!
— Ну, чего ты взъелся? Мы — то здесь причем? Здесь он разговорчивый, а у следователя молчит как партизан. То ли крыша у него съехала, то ли он в самом деле решил сдохнуть под пытками. Дефективный какой — то…
Этот разговор, как и вид истерзанного тела, привел Ветвицкого в ужас, и без того слабое его сопротивление было окончательно сломлено.
Он едва слышно шептал, слегка заикаясь: — Н — не надо пыток… Я все с — скажу…
— Ха! Хотел бы я видеть хотя бы одного такого неразговорчивого клиента. Обычно, как раз наоборот: так орут, что уши закладывает. Жаль… Я как раз придумал новый способ одной очень старой и изощренной византийской пытки, — разочарованно протянул палач. — Тебе бы понравилось… Слезай со стола, сейчас тобой займется следователь!
В комнате, куда привели Ветвицкого никаких орудий пыток, слава богу, не было. За обычным письменным столом сидел человек, лица которого было нельзя разобрать из — за слепящей глаза мощной настольной лампы. На столе лежали хорошо знакомые Ветвицкому вещи: его записные книжки, которые он держал в своем служебном сейфе, и несколько ежедневников.
Палач грубо усадил свою ускользнувшую жертву на жесткий табурет и доложил: — Похоже, память у него начала восстанавливаться. Но если снова начнет прикидываться шлангом, дай мне знать. Через пять минут он будет похож на бифштекс. Тебе, шеф, как больше нравится: с кровью или хорошо прожаренный? — спросил закоренелый садист и довольно заржал. — Можно оформить в любом варианте. Это мы могём. Дверь закрывать не буду: крикни, если понадоблюсь!
— Иди — иди! Тебе бы только шкуры живьем сдирать.
Ветвицкому удачный каламбур с бифштексом смешным вовсе не казался. У него противно похолодело в животе, ноги начали мелко дрожать. Он уже не сомневался, что обещанные кулинарные изыски могут стать жуткой реальностью. Ему даже почудился тошнотворный запах горелого мяса…
Через полчаса Ветвицкий выложил многое из того, что знал. Но о некоторых важных вещах он все же умолчал. Из пыточного застенка время от времени доносились то стоны, то душераздирающие крики, от которых у «подследственного» стыла кровь в жилах и противно дрожали колени. Кроме того, из коридора потянуло запахом горелого мяса и паленых волос, от которого у Ветвицкого начинались непроизвольные спазмы в желудке.
